Ладога - Ольга Григорьева

– Зря грустишь, – утешал меня все понимающий Бегун. – Любит тебя Олег, да дел у него много. Князю он – правая рука. Другая бы радовалась за мужа, а ты слезы льешь.

Любит… Не ведал Бегун, что однажды не вынесла я муки одиночества, собралась с духом и пошла на Княжий двор – мужа искать. Нашла. Стоял он в кругу нарочитых воев, смеялся, обсуждая что-то, но только крылись за его смехом тайные мысли и в глазах веселья не было. Шарил взглядом по лицам, высматривал – то ли врага, то ли добычу… Испугалась я, словно не родного мужа увидела, а самую Кривду во плоти. Холодную, неумолимую… И веселье его, и дружелюбие – все было ложью! Никому он не верил из тех, что рядом стояли, – всех подозревал, от всех отгораживался… А что, коли и любовь его обманом была? Может, умерла она в далеком Валланде на весеннем снегу? Он об Ие говорить не хотел, сжимался весь, едва речь о ней заходила…

– Иди домой!

Задумалась я, не заметила, как ускользнул он от воев, очутился рядом.

– Олег..

– Ступай, сказал!

Я на него взглянула и будто в проруби очутилась. Смотрел на меня муж, словно на чужую, и говорил отрывисто, зло. Не знаю даже, чего больше тогда хотелось – ударить его иль в ноги кинуться, но ни того, ни другого не сделала – повернулась и пошла прочь, не оглядываясь… Чуть не выла ночью от щемящей тоски и одиночества, а под утро Олег прислал Эйнара – вызнать о здоровье жены. Молодой урманин видел мои вспухшие от невыплаканных слез глаза, смущаясь, убеждал:

– Недосуг ему… Зайдет, когда сможет. Видать, тоже про Ию знал.

А Эрик о ней и слыхом не слыхивал, а понимал меня. Видел, как маюсь, места себе не нахожу, подбадривал, а сам словно свечка таял. Его беда моей похлеще была. У меня хоть что-то от Олега осталось – жил под сердцем его ребенок, а ярлу судьба и такой отдушины не уготовила. Рюрик с ним советоваться перестал, видел – нет больше ярла, лишь тень былого заметна, а что с тени толку? Каков Князь, такова и дружина… Вой быстро поняли, кому теперь кланяться и чьих приказов слушаться. Подняла моего Олега чужая беда. Высоко подняла – не уцелеет, коли упасть доведется. Один он теперь редко ходил, всегда возле позванивали оружием верные псы – Оттар да Аскольд. Новоградцы от него шарахались – боялись и уважали нового Княжьего любимца… Силу его чуяли, а чего ждать от него – не ведали. Новая метла по-новому метет…

Я уж с бедой своей смирилась, перестала ночи у окна просиживать, когда он ввалился в избу. Один, без хирдманнов. По-хозяйски вошел в горницу, устало рухнул на столец, рявкнул на еще не проснувшегося Эрика:

– Собирайся!

Неужто Вассу нашли?! Я охнула, выронила чашку с гущей. Горячая каша радостно выплеснулась из черепков, поползла, растекаясь по полу пронырливыми язычками. Эрик вскочил, начал торопливо одеваться. Руки у него дрожали. Надеялся на лучшее, боялся худшего…

Олег не спеша встал, потянулся. Блеснула под рубахой кольчуга, отозвалась в моем сердце недобрым предчувствием. Словно почуяв, он подошел ко мне, склонил голову:

– Говорил Бегун, будто обижаешься ты, да я не верил. Прости, если так.

Что ему ответить могла? Правдой оглушить иль смолчать, как хорошей жене положено?

– Не любишь ты меня, – прошептала глупо. Хорошо хоть сдержалась – не заплакала.

– С чего это ты надумала?

Голос-то удивленный, искренний был, а что под ним крылось? Как вызнаешь правду, от лжи отличишь, коли ложь так сладка?

Гуща добралась до его сапог. Негоже этак мужа встречать… Я присела, дрожащими руками подняла с пола черепки:

– Куда собираетесь?

– В Ладогу. Едва Рюрика уговорил отпустить. Планы у него, что лет соколиный, – на всю ширь земли простираются! Тут не до чужой жены… А все же уговорил!

Я, не понимая, вскинула на него глаза. Олег засмеялся. Светло, весело, не то что там, на Княжьем дворе, притянул меня поближе, опалил горячим дыханием:

– Не о тебе речь. О Вассе. Чужака пойдем просить…

Эрик уже телогрею натягивал, расслышал, взвился:

– К волху?! Не пойду!

Олег стер улыбку с лица, качнулся угрюмо к упрямому ньяру:

– Дурак! Тебе жену искать надо, а не гордость свою холить!

Нашла коса на камень… Эрик даже отвечать не стал, отвернулся, начал молча стягивать одежку. Сама не знаю, как поняла, что муж еле сдерживает ярость, да только рука сама потянулась, легла, успокаивая, на его сжавшийся кулак:

– Не надо…

Он благодарно улыбнулся мне. Немного, оказывается, нужно для счастья – всего лишь увидеть на дорогом лице улыбку и почувствовать в своих ладонях родные теплые пальцы!

– Олег… – прошептала одними губами.

Он слегка склонился, мягко прикоснулся к моим волосам и жестко сказал в спину Эрику:

– Не пойдешь со мной – сдохнешь здесь, как собака! А того хуже – жену сгубишь. Ей, кроме тебя, надеяться не на кого.

Ярл не шевельнулся.

«Соглашайся же, дурень! Соглашайся! Другого раза у тебя не будет!» – безмолвно кричала я ньяру. Олег дважды свою помощь не предложит, а Чужак все-таки волх. Не смогли умением следов Вассы отыскать, так может, чародейством сыщем…

– Соглашайся! – не удержалась я.

– Волху на поклон?! – Эрик не обернулся, говорил глухо, словно через силу выдавливая слова. – Нет!

Муж отодвинул меня, подошел к ярлу, выплюнул в изможденное лицо:

– Щенок! Ничья гордость не стоит жизни! Повернулся ко мне:

– Болотники ждут у ворот. Сбегаем в Ладогу и вернемся. Думаю, в семь дней управимся. А ты жди, дитя береги да поменьше про мою любовь думай. Коли ее урманские мечи да Вальхские земли не сгубили, то и Рюрику она не по зубам.

И вышел, громко хлопнув дверью.

Стрекотало сердце в груди летним беспечным кузнечиком. Не лукавил со мной Олег! А Ия? Может, и была Ия, так ведь нет ее уже…

Звякнул, падая на пол, меч… Эрик!

Я подскочила к ярлу, затрясла его, позабыв про свою радость:

– Догони его! Догони!

– Зачем? – безразлично отозвался он, уставясь на меня пустыми глазами.

– Волх отыщет Вассу! Тебе и просить не надо будет, Олег за тебя попросит… Неужели из-за глупой вражды от любви отступишься?! Всю жизнь ты воевал – хватит уж!

– Волх не станет мне помогать…

– Ты и впрямь глупец! Я Чужака знаю. Он в беде не бросит.

Убеждала ярла, а сама думала – а не бросит ли? Всплыли в памяти лица болотников, припомнился старый спор о Чужаке.

Было это еще у Светозара, в Новых Дубовниках. Не знаю, с чего Лис завелся на волха за поспешный отъезд, но только костил его на чем свет стоит.

– Человек так не поступит, не уедет, пока не поговорит по душам. Чай, два года не виделись! – бурчал он. – Нелюдь этот волх! Для него что зло, что добро – все едино.