Разящий клинок - Майлз Кэмерон

Он следил за Гауз. На место каждого посланца, которого она убивала, он отряжал нового, и еще, и еще – до тех пор, пока не смог наблюдать за нею круглосуточно с разных точек. Лицезреть ее обнаженной. Одетой. Занятой в эфире или читающей книгу, спаривающейся со своим неотесанным мужем или вынашивающей месть.

Она завораживала его. Отвращала. Но она была подобна идеальному орудию, точно ему по руке. И он желал ее как женщину. С тех пор как Шип испытывал такого рода влечение, прошло много, много лет, и он упивался. Он говорил себе, что это не слабость, но сила. Смотрел, как она, обнаженная, ворожит; впитывал ее восторг, когда она собирала в эфире потенциальную силу и метала огромные энергетические сгустки; вожделел ее. Благодаря своим бледным серым мотылькам он видел ее под девятью углами, когда она вставала, как плясунья, на цыпочки и все быстрее ритмично двигала животом…

«Я возьму ее и буду ею обладать и пользоваться, а она мне послужит. И, делая так, я нанесу удар королю, изувечу Красного Рыцаря, уничтожу графа и стану еще могущественнее. А когда она мне надоест, я ее поглощу. И сделаюсь еще сильнее».

Шип пребывал в теле Знатока Языков, а потому мог улыбаться.

Он все еще посмеивался, когда его разыскали сэссагские послы.

Это были сильные мужи, все воины, и они его ненавидели. И боялись. Он чувствовал их страх и нерешительность – вообще говоря, он уловил этот страх из такой дали, что ему хватило времени соорудить им и кров, и стол, чтобы с ними сесть, и огонь в очаге, а заодно обновить нынешнее тело.

Они поочередно представились, и он восхитился их отвагой, как восхищается силой рабов человек, который их покупает.

– Где этот чародей, Шип? – спросил самый смелый. – Мы пришли повидаться с ним.

Шип поклонился, как никогда не кланялись сэссаги.

– Я он и есть, – сказал он.

– Да ты же из наших шаманов! – заявил человек с зарубками девяти убийств на правом ухе.

Но первый смельчак покачал головой и опустился на колено:

– Он – Шип. Я служил ему этой весной, у скалы.

– И мы с тобой проиграли, – улыбнулся старый шаман. – И ты забрал своих воинов и бросил меня.

– Это казалось наилучшим выходом, господин, – кивнул воин. – Ты потерпел поражение и был мне не господином, а только союзником.

– Смелые речи, – заметил Шип.

– Теперь матроны прислали меня заключить мир, – сказал смельчак.

Шип снес его защиту и выудил из мешанины мыслей имя.

– Ты Ота Кван, который занял место Тадайо в качестве верховного воина, – проговорил он, подстроив тембр голоса под собственный голос Ота Квана. – На переправе ты показал себя храбрейшим бойцом.

Другие воины посмотрели на Ота Квана с подозрением.

Он гневно зыркнул на них, и Шип извлек из его поверхностных мыслей их имена.

– А не собираются ли сэссаги лгать, а потом предавать, как поступили весной? Мне это незачем. Хуран принадлежит мне. – Он без улыбки подался вперед, как старик, который делает внушение. – Ах, да, ведь ты и на юге был важной птицей.

При этих словах другие воины отошли подальше от Ота Квана.

Тот пожал плечами.

– Могучий Шип, нам известно, что это ты наслал на наши селения великанов.

– Нет, – улыбнулся Шип.

Ота Кван перевел дух. Остальные пятеро переглянулись.

– Нет, – повторил Шип. – Я вам не какой-нибудь человек, чтобы вести со мной переговоры. Вот мои условия. Ты – Ота Кван – станешь моим капитаном. Мне нужен военный для командования войсками. И у скалы я проиграл как раз потому, что такого человека не было. Среди хуранцев нет воина столь доблестного, как ты. Вдобавок ты приобрел богатый опыт на юге. Взамен я наделю тебя могуществом, которое превзойдет всякое воображение. И, если захочешь, оставлю в покое сэссагов, ибо они – всего-навсего горстка хижин, где обитают полуживотные, а в лесу такого добра без счета. Я предоставлю сэссагов самим себе и в большем для них наказании не нуждаюсь.

Наименьший храбрец из шести – а он был очень смел – вскочил на ноги.

– Ты лжешь! – выкрикнул он.

Шип рассмеялся, вырвал из него душу и поглотил. Человеческая оболочка рухнула с глухим стуком.

– Лгут слабые, – сказал он. – Мне незачем лгать. Что думают остальные? Будете моими военачальниками?

Ота Кван выдавил улыбку. Он закивал.

«Он уже решил служить мне, но теперь немного поломается», – подумал Шип. Люди нагоняли на него тоску.

– Зачем мне тебе служить? Я не ищу власти. – Воин посмотрел в человеческие глаза Шипа. – Того, что мне хочется, у тебя нет.

«Врешь», – подумал Шип и еще раз прошерстил его мысли, словно взъерошил волосы ребенку со всеми его колтунами, которых ни разу не коснулся гребень. Запустил ему в голову энергетические щупики и прочел имя.

Орли.

Он расхохотался. Казалось, он был обречен добиваться своего. Все подносилось ему на блюдечке. Или в этом заслуга черного места?

«Ему уже наплевать».

От его смеха Ота Квана передернуло.

Другой из шестерки обнажил короткий альбанский меч.

Шип сотворил заклинание.

На груди воина вспыхнул амулет, клинок рубанул – и рубанул удачно, по левой руке Знатока. Брызнула кровь.

Шип неуклюже встал из кресла, подобрал отсеченную руку и выставил ее навстречу второму удару. Плеснув противнику кровью в лицо, он блокировал его меч, и клинок засел в кости.

Затем одним посылом дотла спалил его амулет, применив специальную для таких случаев смесь мелких заклинаний. Со стороны Шипа было глупо забыть о том, что эти могучие воины могли обладать какой-никакой защитой.

Дотронувшись до воина, он выдал малое проклятие, которое возбудило все нервные окончания на его коже. Все, до последнего нерва.

Тот с криком упал и забился в корчах, не думая о своем теле, – стал колотиться головой, а потом, утратив власть над всеми функциями, вывихнул себе плечо. Его вопли накладывались один на другой, как кровельная плитка. Четверка сэссагов побледнела.

Шип приставил отрубленную руку к культе. Врачевание давалось ему хуже всего, но им он свое искусство показал и расточил дневной запас сил на восстановление конечности. В конце концов, это была всего лишь одежда, вроде плаща.

Сэссаги содрогнулись.

– Ну разве я не подобен богу? – задушевно осведомился Шип. – Если кто-то из вас желает меня убить – вперед. Я готов. К вашим услугам, как выражаются люди.

Его слова подчеркивались воплями жертвы.

– Вы пытаете пленных – не отрекайтесь, я знаю. Вы делаете это, чтобы доказать их отвагу. Что ж, этот оплошал – разве не так вы скажете? – Он улыбнулся.