Повелители драконов: Земля злого духа. Крест и порох. Дальний поход - Андрей Анатольевич Посняков

Девушка взвизгнула от восторга, прыгнула на Матвея, обхватив руками и ногами, повисла на муже, целуя лицо и тыкаясь губами в густую бороду. Казаки дружно рассмеялись, а Митаюки, немного успокоившись, прикусила нижнюю губу и многозначительно взяла Матвея за руку…

Снова Матвея Серьгу казаки увидели только на рассвете, сразу замахали руками:

– Куда ты пропал, вояка? Тебя Силантий обыскался, беги к нему!

Своего десятника воин застал на берегу, тот вместе с Маюни и уже вполне бодрым Ухтымкой грузили в челнок небольшой короб с ломтями мелко нарезанной сушеной рыбы. Копья лежали уже внутри.

– Где тебя носит, Матвей? – недовольно буркнул десятник. – Совсем разума с девками своими лишились… Давай поднимай лодку, отплываем.

– Ага… – не вдаваясь в расспросы, казак взялся за борт, сталкивая челнок на воду.

– Как, куда?! – растерялась Митаюки. – Матвей, стой!

– Ухтымка!

– Маюни!

Женщины потянули к себе каждая своего мужчину. Силантий Андреев, уже севший в челнок, раздраженно отвернулся и сплюнул:

– Бабы…

– Мой амулет на тебе, Матвей! – вцепившись двумя руками в бороду казака, торопливо сказала Митаюки. – Поклянись мне, что не снимешь его. Поклянись именем своего бога!

– Господом Иисусом клянусь, – послушно перекрестился Серьга.

– Не забудь! – Казачка Митаюки поцеловала мужа в губы и отпустила.

– Ну, скоро?! – недовольно поторопил Силантий.

Ухтымка, сорвав последний поцелуй с губ Тертятко-нэ, полез в челн, следом перешагнул борт Матвей. Маюни, с трудом разжав пальцы, удерживающие ладонь Устиньи, прыгнул в лодку последним, и челнок, раскачиваясь с борта на борт, покатился вниз по течению.

– Ух ты, прямо как на пожар торопимся! – взялся за весло молодой казак. – Куда такая спешка?

– Воевода наш полагает, дозоры дальние в земли колдовские у нас лучше всех прочих получаются, – мрачно ответил Силантий. – И тебя, баламут, тоже в лазутчики мои зачислил. Ныне повелел забраться во владения чужие как можно далее, проведать, что происходит там, чего дикари творят, готовят и замышляют, и с тем известием не позднее, нежели чем через две седмицы, вернуться.

– Как же мы их замыслы проведаем, десятник?

– Ты не о том помышляй, баламут, а о травке, веточках и цветочках! Понял?! Смотри у меня! Опять свару пустую затеешь – я тебя сам драконам здешним скормлю!

– Да ладно, один я нешто спорил?

– Чего-о?! – повысил голос Андреев.

– Травка, веточки, цветочки; травка, веточки, цветочки, – тут же забормотал Ухтымка, старательно работая веслом.

– Так-то лучше, – одобрительно кивнул десятник.

– Замаскировать челнок не мешало бы, – напомнил Матвей.

– Здесь кусты, в лесу деревья, да-а, – сказал с кормы остяк. – Здешняя маскировка лесу не годится. Там надобно прятаться, да-а.

Челнок мчался вниз по течению со скоростью бегущего человека, и в лес лазутчики проникли задолго до сумерек. Остановились возле корявой ольхи, нависающей над водой, наломали с нее веток, растопырив в стороны, срезали несколько шматков коры, развесив на борта – и покатились дальше.

– Травка, листики, – ненавязчиво напомнил Силантий Андреев, и казаки послушно забормотали этот простенький наговор от колдовского взгляда.

Верный своей привычке, на ночь десятник останавливаться не стал. Дал людям по горсти сушеной рыбы, червячка заморить, и велел уставшим укладываться на днище, оставив дежурить одного кормчего. Первым был Матвей, затем Ухтымка, Маюни, а перед рассветом за весло взялся сам десятник. Именно при нем лодка проплыла мимо языческой деревни – Силантий хорошо разглядел в серо-желтых предрассветных лучах и крытое шкурой капище с драконьим черепом на коньке, и два небольших строения от него по бокам, и несколько чумов в отдалении. Никаких караулов и даже сторожей, ничего тревожного. Обычная спящая деревня, не подозревающая, что где-то рядом идет война.

С рассветом лазутчики подкрепились и налегли на весла, не довольствуясь величаво катящимся течением. В прозрачной воде было видно, как над песчаным дном проносятся стайки рыб, как пасутся возле кустов водорослей неторопливые темные туши. В одном месте путникам попался на глаза молодой длинношей. Туша у него была, как у коровы, однако же шея и хвост – сажени по две. Бродя на своих толстых, неуклюжих ногах по спину в воде, малыш прямо с глубины огладывал листья со свисающих над руслом плакучих ив.

Как раз в этот момент на берегу между стволов показалась стая крупных пернатых волчатников. Они голодно глянули на челнок, потом на пасущегося длинношея. Однако лезть в глубокие текучие воды не рискнули, отвернули в чащу. Малыш же, похоже, смертельной опасности не заметил вовсе. Опустил голову, для разнообразия вырвав клок речной крапивы, заглотил и снова задрал морду к веткам.

Река повернула налево, потом направо, в каждой излучине темнея бездонными омутами, отвернула вправо, почти прямо на запад и широко разлилась, обмелев до глубины по колено. На многочисленных отмелях этого разлива густо росли камыши всех видов, а местами даже осока. Челнок очень скоро зашуршал днищем по песку, и казаки, чтобы не сесть на брюхо, повыпрыгивали наружу, повели лодку, удерживая ее за борт. Почти сразу зашелестела трава, из нее появилась змеиная голова размером с кадушку, вперилась в людей немигающим глазом. Силантий и Матвей тут же потянулись в челнок за копьями, Ухтымка схватился за топор. Змей оказался мудрым – голова опустилась и исчезла среди рогоза, только стебли закачались, выдавая местоположение туши.

– А ведь это брод! – оглядел россыпь травяных островков десятник. – Коли по берегу сюда подойти, реку пересечь без труда можно.

– Коли пешими, то переходов пять от нынешнего лагеря получится, – прикинул расстояние Ухтымка.

– Сир-тя впереди, да-а.

– Чего говоришь, остяк? – оглянулся на него десятник.

– Сир-тя, – указал рукой Маюни.

– Дикари! – Ухтымка и Матвей резко пригнулись, прячась за челнок. Силантию прятаться оказалось некуда, и он просто присел, наклонившись к самой воде.

Стоянка язычников находилась сильно ниже по реке, уже за перекатом на излучине. Несколько чумов у самой воды; огромный дракон, рвущий окровавленную тушу и время от времени раскидывающий пятисаженные крылья; пара воинов с копьями, стоящие спиной к лазутчикам…

– К берегу! – одними губами приказал десятник, указывая вправо.

Казаки повернули челн, спрятались за ним, издалека похожим на поваленное дерево, и стали медленно толкать лодку, пробираясь от одного камышового куста к другому. Островки и мешали, и выручали одновременно, прикрывая лазутчиков от вражеских глаз.

Выбравшись под деревья, мужчины разобрали копья, Ухтымка и Матвей сунули за пояса топоры, Маюни взял палицу – и все вместе стали пробираться по воде под самыми корнями деревьев, дружно нашептывая:

– Вкусная сочная травка, хочу скушать розовый цветочек. Какие вкусные веточки…

В полутора сотнях саженей от колдовского лагеря деревья выдавались в реку небольшим мыском. С него, распластавшись