Третий Лад - Родион Создателев

тревожьтесь, бояре вельможные. Народец волнуется, ожидает решения нашего. Подходы стремянные стрельцы держат в количестве предостаточном. Мои ребята тоже на страже стоят. Всё спокойно покуда.

Глава Опричнины сел на лавку и не таясь кивнул головой родителю, улыбнулся, подмигнул правым глазом.

— Раз вернулся, Никита Васильевич, — заговорил Романовский, — давай твою личность обсудим. Кто руку тянул за князя? Боярин Волынов? Погоди вставать, Гаврила Ильич. Дай попервой я скажу.

— Говори, дозволяю, — глумился грядущий кесарь.

— Никита Васильевич Милосельский — благородной фамилии князь. Отец известного всем Василия Юрьевича. А достоин ли сей муж Престола Всероссийского? По характеру: груб, строптив и зело необуздан. В деле с новгородским восстанием проявил себя, как нерешительный воевода Опричного войска. Моё заключение таково: негожая личность для Трона.

Раздались громкие хлопки: куражились Калгановы да Иван Ташков. Остальные покамест опасались открыто глумиться над главой Опричного войска. Ибо эти стены ещё помнили грозный лик Царя-Учителя.

— Гойда, Михаил Фёдорович, — улыбнулся Матвей Калганов.

— Теперь я буду сказывать, ша! — молодой князь с достоинством поднялся с лавки. — Предлагаю сей же час обсудит личность ещё одного охотника до Российского Престола — сынка первого вельможи — Фёдора Михайловича Романовского. Достоин ли... сей муж Трона? По характеру: мягкотел, зело наивен и шибко разумом бедноват.

Старик Романовский побагровел лицом.

— Главный вопрос ставлю. А где же сама достопочтенная личность? Запропастился наш Фёдор Михайлович. Где он, бояре любезные? Мож за лавки схоронился?

Никита Милосельский согнул хребет и стал шарить взором по ногам вельмож и разноцветным боярским сапогам. Отец и сын Воронцовские засмеялись. Калгановская стая вельмож наблюдала за представлением с равнодушными ликами.

Милосельский-старший прошептал:

— Будет изгаляться, Никита.

— Нет, я сыщу его, батюшка!

— Оставь его, отец, — усмехнулся Волынов. — Пущай наш молодой князь покуражится.

Был молодым, а станет Великим. Прямой потомок самого Рориха.

Воистину так!

— Нашёл, Никита Васильевич? — подыграл опричнику тесть Родион Пушков.

— Нету здесь Федьки! — разогнул хребет Милосельский-младший. — А известно, где Фёдор Михайлович сейчас находится. Как испить дать — пластом лежит в койке. Помимо того, что мягкотелый и разумом бедный, ещё и хворый, как бабка престарелая. Моё заключение таково: негожая личность для Престола Всероссийского.

Смачно молодой князь харкнул в лицо первого вельможи Боярского Совета. Михаил Романовский сидел на стуле, гонял желваки по красным щекам, буравил взором клинок турецкого ятагана, боролся с гневом.

Расконюшили царёва конюшего.

Часть 5. Глава 9. Мышеловка захлопнулась

— Эй, стрельцы? Чего кота за яйцы тяните?

— Будя издеваться над христианами!

— Калгановские прихвостни!

Стремянные сотники окружили плотным кольцом вожака Никифора Колодина. Он держал речь:

— Царя потравили не Калгановы, а Милосельские. То мы знаем уже. Есть ли время у нас растолковывать правду посадским?

— Нету времечка, Никифор Кузьмич, — прохрипел осипшим голосом Тимофей Жохов. — Я всю глотку содрал криком. Пусть, кто отчаянный тут, спробует им прокричать, что Калгановы — невиновные.

— Калгановы — при своих делах, — встрял Селиверст Рубцов. — Они травили-не травили — дело десятое. У посадских к ним другие вопросы.

— Лисы псоватые и татары-мздоимцы, считай, в капкане, — молвил Никифор Колодин. — С убийцами Государя всё ясно. Чего с Калгановыми?

— Нельзя обижать люд христианский, — потыкал большим пальцем в сторону двора Тимофей Жохов.

Гам, грай человечий, столпотворение, шум. Разволновалось чёрное ско́пище посадской черни, развальцевалось валами.

Никифор Колодин обратился к сотнику Рубцову:

— Три десятка солдат бери. Трёх пятидесятников. Ходи.

Селиверст Рубцов побежал по лестнице вниз.

— Пятидесятника Прокопия Орлова сыщи, — обратился Колодин к сотнику Жохову. — Он знает дело. Готовьте десять бердышей. Вострите их ближе к стене, но не совсем вплотную, чуть поодаль.

— Сделаем, Никифор Кузьмич.

Сотник Жохов также сбежал по лестнице вниз.

Стихия волнуется раз...

Заседание Боярского Совета лишилось всяческого порядка. Первый вельможа Михаил Романовский сидел, как оплёванный, и помалкивал. Вниманием завладел Ташков. Он сызнова повернул разговор на личность Фёдора Калганова.

— Кто есмь Фёдор Иванович, а? Толковый хозяин! Торговый приказ крепко в руках держит — отцовское воспитание. Нет лучшей личности на Всероссийский Престол, таково моё слово, бояре!

— Это через его толковое хозяйствование толпа шумит? — вопросил Гаврила Волынов.

— Не передёргивай мои слова, Волынов, ядовый корень литовский! — горячился Ташков. — Бузотёры тут безобразят.

— Угомонись, половецкая морда! — парировал Волынов.

Шум, гам. Разбоярились бояры! Стихия волнуется два...

— Десни-и-ицы тянуть! — верещал Белозерский, придерживая рукой высокую горлатную шапку из чернобурой лисицы. — Десницы тянуть уже! Михаил Фёдорович, проснись!

— Руки тянуть!

— Кончай горлодёрить! Руки тянуть!

— Романовский, слово скажи!

— Погодите, вы, нечестивцы!

— Десницы тянуть!

— Ноги протянешь, дура!

— Щас в рожу тебе плюну, сатана с-срамная!

По коридорам Детинца топали три десятка стремянных солдат, три пятидесятника и пятеро сотников. За спинами солдатушек — бердыши. В ножнах — сабли. В глазах у всех — злая решимость. Стрельцы подошли к дверям Думной Палаты. Двое рынд замерли в карауле, сверкая лезвиями посольских топориков.

— Вольно, робяты, — обратился Никифор Колодин к рындам. — Живо ступайте отседова прочь.

— Прости, Никифор Кузьмич, — залопотал один из рынд. — Только мы не имеем права самовольно покидать караул. Мы указом к Дворцовой страже прикреплены. Боярин Куркин — наш начальник.

— Вот и спешите к Куркину. Он на заднем дворе торчит, только вас дожидается.

Стрельцы-рынды переглянулись.

— Ну же, белокафтанники! — повысил голос Колодин. — Третий раз повторять вам?

— Ребятушки, нас времечко поджимает, — ласковой речью влился в беседу сотник Рубцов. — Станете упорствовать — обоих зарестуем.

Рынды, свесив к низу посольские топорики, убрались прочь от входа в Думную Палату.

— Терещенка! — обратился Колодин к одному из пятидесятников. — Бери двух солдат и сыщите младшего Калганова. Он тут где-то ошивается. Разыщите — немедля на наше крыльцо волоките.

— Сделаем, Никифор Кузьмич.

Пятидесятник и двое солдат убежали по коридору в недра Дворца.

— Первые — граба́стики. Потом — лисы. С Богом, товарищи боевые.

Боярское море волнуется три...

— Кончай базлан!

— Руки тянуть!

— За бороду тебя потяну, половецкая плеха!

— Шаболда!

— Угомонитесь, божевольники!

— Избрание, избрание!

— Вече поганое! Содом и Гоморра...

— Дайте сказать!

— Пойди пропердись!

— Раху́бник!

— Романовский, ну же!

Раз! Дверь Думной Палаты распахнулась... В помещение ворвались незваные гости. Бердыши,