Разборки в Пандемониуме - Матвей Геннадьевич Курилкин

двору, действительно стоит этих денег. Энкратос считал это признаком разложения. Если высшие чиновники и аристократы империи начинают кичиться друг перед другом роскошью одежд — это очень и очень плохой знак. Костюм принесли сегодня утром, и он ещё не успел его даже примерить.

В гостиницу вбежал спешно. Слуги, заранее предупреждённые, уже ждали, чуть ли не дрожа от нетерпения. Ну как же! Редко, когда кто-то из высокородных гостей пользуется услугами гостиничного персонала — обычно для этого у постояльцев есть свой штат. Но Энкратос прислугой не озаботился. Команду и даже личного помощника отпустил на отдых — у многих в столице родственники.

Он так и не стал надевать этот костюм. Не смог себя заставить.

— Я не собираюсь выглядеть как попугай, — мрачно сообщил он отельному слуге, который явился, чтобы помочь облачиться. И ведь действительно, самостоятельно накрутить на себя ворох драгоценных тканей расшитых серебром и золотом без опыта было бы просто невозможно. — И мне плевать, что это может кого-то оскорбить.

— Но господин Розмор, император может рассердиться, воспринять это как демонстративное пренебрежение…

— Если император на старости лет настолько выжил из ума, что как маленькая девочка начал наряжать куколки, это не мои проблемы, — оборвал слугу Энкратос. Слуга низко поклонился, чтобы спрятать выпученные от ужаса глаза. Видно, решил, что слова впавшего в немилость аристократа и вовсе тянут на прямое оскорбление. Энкратосу было плевать. Того императора, которого он знал, столь незначительная ерунда бы точно не оскорбила. Если же государь настолько изменился за прошедшее время… значит, он действительно сошёл с ума, и совершенно не важно, что ему донесут слова Энкратоса. Предсказать поступки и решения сумасшедшего всё равно невозможно.

Вместо пафосного попугаистого нечто Энкратос надел свой мундир. Старый, ещё тех времён, когда он находился на службе. Он ведь не утратил права его носить, и протокол этим не нарушает. А пустить пыль в глаза столичного общества можно фамильным клинком. Не слишком уважительно по отношению к клинку, но лучше уж так. Эта шпага — бесценна и всё равно затмевает собой любые возможные изыски современной моды.

Через два часа Энкратос стоял в приёмной, с некоторым недоумением разглядывая других ожидающих встречи с императором. Ни одной знакомой рожи, и это очень необычно. Всего двадцать пять лет прошло — как всё могло столь быстро измениться? И да, тот наряд, что остался в гостинице, по сравнению с этим великолепием смотрелся ещё скромно.

«Бездна, что случилось с империей? Мы что, решили перещеголять эльфов? Или у нас теперь тоже мода на всякое… нетрадиционное⁈» — Последнее слово Энкратос даже мысленно произнёс, будто выплюнул. — «Как там говорили земляне? Рыба гниёт с головы? Что-то мне не нравится эта тенденция».

Земной фольклор вообще довольно богат на интересные пословицы и поговорки. Уж насколько Энкратос мало общался с коренным населением острова, пока ждал Каси, и то успел нахвататься всякого.

«Свежая струя… Может быть, Каси права, что так с ними возится, и не только из-за гелиотропа. Судя по тому, что я вижу, нам оч-чень не хватает новых мыслей и идей. Правильно мне показалась столица — болото какое-то!»

Он приготовился к долгому ожиданию — судя по количеству околачивающихся в приёмной, очередь должна подойти нескоро. И ошибся — всего через несколько минут секретарь пригласил его пройти, чем вызвал просто шквал недовольных взглядов. На необычно одетого демона и так-то поглядывали недовольно, с недоумением. Теперь и вовсе были возмущены.

Не скорчить презрительную мину было сложно. Идиоты! Как будто не догадываются, что его не для награждения вызвали. Наверняка слухи о том, что Энкратос Розмор проштрафился, уже гуляют по всей столице. Недаром ни один из старых родов не озаботился приглашением хотя бы на короткую встречу. Опасаются, что тень недовольства императора коснётся и их. Ждут результатов аудиенции. Не хотят бросать на себя тень общением с опальным демоном.

Император, в отличие от его окружения, ничуть не изменился. Как и его кабинет. Огромное, под стать хозяину помещение, очень скудно украшенное. Только портрет за спиной хозяина кабинета — чтобы не отвлекал. Кто изображён на этом портрете Энкратос не знал. И подозревал, что никто кроме императора не знает. Император сидит за гигантским столом, покрытым следами тысячелетий. Этот стол всегда стоял в кабинете главы государства. Ещё с тех времён, когда этот кабинет находился на Земле. Как и кресло со спинкой, в которой сделаны вырезы для крыльев. Менять мебель на новую государь неизменно отказывается. Он вообще не любит менять привычек. Всё, как раньше, и даже костюм, кажется, не изменился. Да, император очень древний. Он принадлежит ещё к старому поколению демонов. Он крылат и высок — если встанет, то будет возвышаться над Энкратосом на две головы. Демоны здорово измельчали с тех пор, как провалились в бездну. И утратили крылья — издержки частого скрещивания с другими видами. Даже в жилах Энкратоса течёт разбавленная кровь.

Демон прошёл по длинной ковровой дорожке, до самого её края. Опустился на одно колено, придержав шпагу, чтобы не уперлась острием в пол, склонил голову.

— Приветствую, мой повелитель! Ты звал меня, и я явился на твой зов.

— Не слышу почтения, — буркнул император. — И не так уж ты торопился. Давай, поднимайся, брюки на коленях протрёшь. И мне нет никакого интереса любоваться твоей макушкой, чтоб она облысела. Как будешь оправдываться, Энкратос?

Он поднялся на ноги. Несмотря на демонстративную неприязнь, приветствие звучало обнадёживающе. По крайней мере, не было похоже, что император сошёл с ума.

— Объясни, повелитель, чем я перед тобой провинился, и я дам тебе любые объяснения своих действий! — Энкратос подпустил в голос немного горячности, чтобы показать, как ему неприятно быть виновным в чём-то в глазах императора. Но, кажется, переборщил — вышло слишком наигранно. И император это заметил:

— Ты нашёл неудачное время для шутовства! — Прогремел голос самодержца. Похоже, в самом деле разозлился — Энкратос почувствовал, что пространство вокруг плывёт, колеблется. И сам он тоже — плывёт и колеблется, а мысли становятся будто ватными и одновременно отрывистыми. Как если бы он неожиданно влил в себя стакан крепчайшего дистиллята. Крайне неприятное ощущение.

— Я призвал тебя для того, чтобы решить, как с тобой поступить. — Чуть сбавил тон древний демон. — И пока ты делаешь всё для того, чтобы моё решение тебе не понравилось. Ты что же, Энкратос, решил, что можешь втягивать империю в войну? Посчитал, что ты можешь наплевать