Повелители драконов: Земля злого духа. Крест и порох. Дальний поход - Андрей Анатольевич Посняков

Скатившись вниз на три сотни саженей, Маюни и Митаюки помахали руками вышедшим на берег воинам.

– Ну как, гостья, сплавала? – крикнул с берега дозорный. – Чего-то быстро возвертаешься!

– А по мне не понятно? – выпятила грудь девушка. – Нечто разницы в наряде не зришь?

– Так ты на берег выйди, не видно!

– Вскорости обратно приплыву, – пообещала юная шаманка и, прищурившись, склонила голову набок: – Ты уж к тому времени реши, храбрец, есть у тебя уже избранница, али только надобна?

– Приплывай, решу! – вскинул руку воин.

Дозорный на сосне тоже зашевелился. Видно, обиделся, что его не заметили. Митаюки-нэ помахала рукой и ему, даря самую яркую свою улыбку.

Долбленка миновала камышовую стену, выскользнула в болото и застряла среди ряски. Маюни, ругаясь, с трудом повернул ее, стал пробиваться через заросший пруд, пока, наконец, не догреб до продолжения протоки. С этой стороны найти ее оказалось просто – на вытянутом краю болота. Вывернув на стремнину, паренек перестал грести, лишь подправляя направление движения, и вскоре они выплыли на реку, свернули влево, прошли еще пару верст и приткнулись носом к отмели.

– Как мыслишь, долго нам их ждать? – спросила девушка, выбираясь наружу и разминаясь.

– Струг вдвое медленнее нашего ползет, да-а… Однако сюда ближе, и два дня мы на селение потратили. Мыслю, должны были уже встретить.

– Но их нет, – поморщилась юная шаманка. – Коли припозднятся, шаманы могут заметить неладное!

– Придут, – пообещал Маюни. – Мы днем много плыли. А они, вестимо, прятались. То еще день на дорогу добавить надобно…

Следопыт и тут оказался прав – казаки подтянулись на отмель с рассветом. Как оказалось, с веслами на струге не заладилось, не выгребали, а потому пришлось срочно плести из лозы канат и тянуть корабль на лямке, пешком по прибрежному мелководью. И, понятно, делать это в сумерках – днем подобную упряжку наверняка бы заметили с драконов.

– У меня тоже вести недобрые, – хмуро сообщила юная шаманка. – Селение неподалеку и взять его несложно. Загвоздка одна: схрон дозорный у них уж очень ловко сделан. Перед протокой, к городу ведущей, болото обширное. На берегу перед болотом бор сосновый. На крайней сосне высокой сидит караульный и за болотом бдит. И никак к нему не подобраться, ну хоть ты убейся! Я и так прикидывала, и этак… По берегу не дойти, там заросли непроходимые. Кусты, осина, камыши. Хруст будет, треск – заметят. А воду с сосны на несколько перестрелов видать. Или, точнее, ряску. Вот такая у меня разведка получилась.

Казаки, сгрудившиеся вокруг девушки, переглянулись.

– Не-е, и не говорите такого, братцы! Токмо жребий! – немедленно возмутился Ондрейко Усов. – Чего сразу я?! Да и не управиться там одному. Там не меньше трех луков надобно, чтобы не промахнуться.

– Жребий штука глупая. Тут не удача, тут умение надобно, – назидательно ответил ему Ганс Штраубе. – Ну, выпадет мне? Я, понятно, не откажусь. Однако все испорчу.

– Да так нечестно, братцы!

– Ондрейко, я же не возмущаюсь, – похлопал его по плечу Матвей Серьга.

– А луки? Без лука дозорного с дерева не снять! По воде лук не пронести, размокнет.

– Ниче, Ондрейко, мы чего-нибудь придумаем…

– А ну, тихо! – не выдержав, рявкнула шаманка. – Ну-ка, сказывайте, чего у вас тут за спор затеялся?!

– А ты не расшалилась, знахарка, голос свой на казаков повышать?! – возмутился Кондрат Чугреев.

– Меня зовут Митаюки, казак! – уверенно посмотрела ему в глаза девушка. – И я половину работы вашей мужицкой сполнила! Так что слушай, али повернусь сейчас, да в реку прыгну. И поплывете отсюда несолоно хлебавши!

– Матвей, уйми бабу свою! – посоветовал кто-то.

– Мне к бабам отправиться?! – круто развернулась на голос шаманка. – Я могу! Ты слово божие сир-тя переводить станешь, амулеты снимать и дозоры выискивать? И запомни: меня зовут Митаюки!

– Ишь ты, взбеленилась как, оглашенная… – загудели казаки. – Матвей, чего молчишь?

– Жена моя для вас путь разведала, – неожиданно огрызнулся Серьга, – а вы ее тут под лавку загнать пытаетесь. Нешто не вправе она обижаться?

– Извини, милый, погорячилась, – моментально сникла Митаюки, понурилась, стала пробираться мужу за спину.

– Ну, так чего делать станем, казаки? – кашлянув, спросил Серьга. Тут же спохватился, вспомнив, что ныне оказался за старшего, повысил голос: – Ондрейко, хватит дурить! Все знают, ты у нас пловец лучший, какой жребий? Ты пойдешь, я пойду, и Костька Сиверов. Первый раз, что ли? Неча по-глупому рисковать. Простудишься – вылечим.

– Пробраться-то проберемся, – фыркнул кормчий. – А луки как пронесем? Без лука дозорного быстро не снять, тревогу поднимет. Не сосну же рубить! Долго сие будет и шумно изрядно. Пока свалим, уж и подмога прибежать успеет.

– Над собой пронести?

– Заметят… – из-за спины мужа буркнула юная шаманка.

– Так это… Камышами колчан обвязать, ряской облепить, лопухов наляпать.

– Заметят…

– И то верно. – Ондрейко Усов согласился с голосом из-за спины Матвея. – Колчан – он полсажени в длину, да и ширины изрядной. Коли такой куст камыша супротив течения поплывет, попробуй его не заметить! Да мало нам одного, три нужны. Мочить нельзя, все время над головой держать придется. Чуть где оступился, не удержался: в воду упадет, плеск будет.

– А если ночью?

– Так все едино на одной руке держать, другой грести, зубами за камыши цепляться. Мучение одно, а толку мало. Плеск ночью еще сильнее слышен будет.

– Хитро придумали, язычники… – загрустили казаки.

– Что, Кондрат, не выходит без умишки бабьего управиться? – высунулась из-за Матвея девушка.

Казаки рассмеялись, Чугреев возмутился:

– Да уйми же ты ее, Серьга!

– Погодь, десятник, не шуми, – улыбаясь, остановил его Ганс Штраубе. – Мыслю я, знает хитрая знахарка наша, как загадку эту расколоть?

– Пусть Кондрат спросит, тогда скажу. – Митаюки упрямо сжала губы.

– Матвей, ты чего бабе своей позволяешь?!

– Ну, тогда я пошла отсюда!

– Тьфу, вздорная баба! Обойдемся!

– Кондрат! Матвей! Знахарка!

Казаки заспорили. Одни предлагали Серьге потребовать от жены послушания, другие уговаривали смирить гордыню Чугреева. Хотя, в общем, и те, и другие полагали, что девка обиделась правильно. Не для того она собой во вражьем логове рисковала, чтобы потом ее же еще и поносили.

– Дайте слово молвить, други! – неожиданно поднял руку Ганс Штраубе. Спор стал тише, и немец, приложив руку к груди, чуть поклонился девушке, уважительно произнес: – Очень прошу тебя, уважаемая знахарка, поведай нам, грешным, что ты там такое хитрое измыслила?

– У меня имя есть, – глянув на него исподлобья, буркнула шаманка.

– У тебя очень красивое имя: Митаюки-нэ. Но опасаюсь я, что, коли начну им часто пользоваться,