Лес Мифаго. Лавондисс - Роберт Холдсток

Подарки брата – зайцы, инициалы – вызвали во мне что-то вроде паники. Только ранней весной я рискнул подойти к опушке леса и позвать Кристиана.

И лесная страна отозвалась! Гости из нее дважды посетили меня, что сильно повлияло на меня в последующие месяцы. Первый раз это случилось где-то в середине марта. Тогда мне показалось, что второй визит был значительно важнее, однако постепенно возросло и значение первого. Но в те холодные ветреные сумерки середины марта я посчитал загадочный визит чисто случайным, порывом холодного воздуха в теплый день.

Тот день я провел в Глостере, главным образом в банке, все еще управлявшем делами отца. Несколько очень трудных часов: все бумаги были на имя Кристиана, и никаких доказательств того, что брат согласился передать мне управление делами. Я вновь и вновь доказывал, что Кристиан затерялся в далеких лесах; меня вежливо слушали, но не понимали или не хотели понять. Все-таки они согласились оплатить некоторые неотложные счета, но моим финансам грозил полный крах, и без доступа к отцовскому счету мне опять пришлось бы пойти учиться. Когда-то я искал честной работы. Но не сейчас. Прошлое подчинило меня себе, и я хотел только сам управлять собственной жизнью.

Автобус опоздал, а потом мы медленно тряслись по Херефордширу, постоянно останавливаясь и пропуская стада овец, идущие по дороге. Только далеко после полудня я спустился с автобуса, сел на велосипед и проехал несколько миль от остановки до Оук Лоджа.

Дом встретил меня пронизывающим холодом. Я натянул толстый шетландский^[10] джемпер и стал выгребать из камина оставшуюся со вчера золу. Дыхание замерзало на лету, я весь дрожал и только тут сообразил, что в середине марта не бывает таких сильных холодов. В комнате никого не было; через неплотно занавешенные окна виднелся сад, коричневые и зеленые пятна, медленно погружавшиеся в надвигавшиеся сумерки. Я зажег свет, обнял себя руками за плечи и быстро прошелся по дому.

Теперь сомнений не осталось. Холод, он был неестественным. По обе стороны дома лед, наросший изнутри, покрывал окна. Я поскреб его ногтем и через отверстие посмотрел на задний двор.

На лес.

Там что-то двигалось, что-то смутное и непонятное, чем-то похожее на предмифаго, хотя они, по-прежнему появлявшиеся на периферии зрения, давно перестали беспокоить меня. Далекое движение в лесу походило скорее на рябь, текущую среди деревьев и подлеска, как будто на заросших чертополохом полях, отделявших линию деревьев от края сада, появились быстро движущиеся тени.

Что-то там было, невидимое. Оно глядело на меня и медленно приближалось к дому.

Не зная, что делать, и в ужасе вообразив, что Урскумуг вернулся на опушку и ищет меня, я схватил тяжелое копье с кремневым наконечником, которое сделал в декабре. Грубый и примитивный способ защиты, но все лучше, чем бесполезное ружье. И как еще можно защититься от сверхпримитивных существ?

Скатившись по ступенькам, я почувствовал струю теплого воздуха на замерзших щеках, легкое прикосновение, как будто поблизости кто-то выдохнул. Тень, казалось, заколебалась надо мной, но быстро исчезла.

До кабинета навязчивая аура не добралась, возможно, не способная состязаться с могучим остатком интеллекта отца, его призраком. Через французское окно я внимательно разглядывал лесную страну, скребя по замерзшему стеклу; я видел то, что видел отец, испуганный и любопытный, навсегда завороженный загадочными событиями, происходившими за пределами понимания человека.

И я видел, как тени бросались к изгороди. Они сочились из страны леса, завивались и прыгали, серые призрачные силуэты, исчезавшие столь же стремительно, сколь быстро они появлялись, похожие на языки серого дыма. От деревьев и обратно к деревьям, рыская, ползя и стелясь по земле.

Один из завитков преодолел изгородь и потянулся к французским окнам, и я испуганно отшатнулся назад, когда на меня снаружи уставилось лицо, к счастью, быстро исчезнувшее. Сердце застучало как сумасшедшее, и я выронил копье. Потянувшись за ним, я услышал, как что-то с силой ударилось во французское окно. Дверь сарая с грохотом хлопнула, испуганные куры от ужаса закудахтали.

Однако я мог думать только об этом лице. Очень странное: человеческое, однако с некоторыми чертами, которые я бы назвал эльфийскими: раскосые глаза, полыхающий красным усмехающийся рот; ни носа, ни ушей; на щеки падает копна то ли шерсти, то ли остроконечных волос.

Озорное, злобное, веселое, пугающее…

Внезапно свет погас, ландшафт стал серым и мглистым; деревья завернулись в сверхъестественный туман, через который со стороны говорливого ручья пробивался жуткий свет.

Любопытство пересилило страх. Я открыл окна, вышел в сад и медленно пошел сквозь темноту к воротам. На западе, по направлению к Гримли, горизонт сиял. Я отчетливо видел силуэты фермерских домов, рощи и волнистые холмы. И на востоке, по направлению к особняку, тоже все было чисто. Только над лесом – и над Оук Лоджем! – колебалась угольно-черная пелена тьмы.

Появились элементали^[11]; поднимаясь от земли, они кружились вокруг, трепетали надо мной и прикасались к коже, странно и громко смеясь. Я крутился, пытаясь обнаружить какую-нибудь рациональную форму в воздушных силуэтах и замечая лицо, ладонь или длинный изогнутый палец; изредка ко мне тянулся коготь, принадлежащий костистой лапе, но всегда отдергивался, не прикасаясь к коже. Видел я и женские силуэты, гибкие и чувственные. Но главным образом – гримасничающие лица, скорее эльфийские, чем человеческие: растрепанные, летящие волосы, сверкающие глаза, рты, разинутые в безмолвном крике. Мифаго? У меня не было времени на вопросы. Я чувствовал, как невидимые пальцы касаются моих волос, гладят кожу, тыкают в спину, щекочут под ушами. Тишину серых сумерек прерывали резкие взрывы воздушного смеха или странные крики ночных птиц с широкими крыльями и человеческими лицами, круживших надо мной.

Деревья на краю леса ритмично раскачивались; даже через нависший туман я видел в их ветвях смутные силуэты; призрачные тени гонялись друг за другом по лишенным солнечного света полям. Меня окружала огромная толпа веселящихся призраков!

Внезапно все исчезло; от говорливого ручья полился еще более сильный свет. Установилась боязливая холодная тишина. Стало настолько холодно, что у меня начало сводить мышцы. Свет шел уже от тумана и самой лесной страны, и я поразился до глубины души, когда увидел его источник.

Из-за деревьев выплыла ладья, ровно двигаясь против течения по слишком узкому для нее ручью. Она была выкрашена в яркие цвета, но свет шел от фигуры, гордо стоявшей на носу и сосредоточенно глядевшей на меня. Никогда не видел ничего подобного. Ладья, с высокими носом и кормой, шла под единственным парусом, установленным под углом; однако ни один порыв ветра не шевелил серое полотно и такелаж; на деревянном корпусе судна были вырезаны рунические символы и непонятные фигуры; на корме и носу стояли статуи в виде горгулий, и каждая из них, повернувшись, глядела на меня.