Терновая изгородь - Урсула Вернон

Она лежала, свернувшись калачиком, с лёгкой улыбкой на губах. Она выглядела ангельски, но Жабка за долгие годы привыкла к этому. Она смотрела на прекрасную золотоволосую девочку и чувствовала только вину, горечь и усталость.

Королева потянулась, чтобы отодвинуть волосы с лица Файетт, и Жабка двинулась быстрее, чем когда-либо, хватая её за запястье прежде, чем та коснулась кожи подменыша.

— Не трогайте её, — сказала она. — Я не смогу удержать её во сне, если вы прикоснётесь. Я знаю, что не смогу.

Королева резко вдохнула и отдернула руки. Она сложила их под грудью и смотрела на Файетт, которая теперь хмурилась и бормотала во сне.

— Она чувствует, что вы здесь, — сказала Жабка.

— Я думала… — Королева впервые выглядела неуверенной. — Я думала, моё присутствие… может подарить ей немного покоя…

Дура, — устало подумала Жабка. — Бедная дура. Ты отдала всю свою любовь, подкреплённую всей твоей сталью, существу, которое не любит тебя и никогда не полюбит. И я ещё большая дура, потому что не знала, как тебя остановить.

— Не думаю, что в ней много покоя, Ваше Величество, — сказала она вслух.

— Что нам делать теперь? — спросил король.

— Вы можете убить её, — устало сказала Жабка, — если сделаете это очень быстро. Или запереть её здесь в башне и никогда не прикасаться.

— Разве ей не будет больно? Она же умрёт от голода? — спросила королева.

Она подменыш. Она проживёт в полусне почти вечность. Она даже не заметит. Не уверена, что она вообще будет стареть.

Вслух она лишь сказала: — С ней ничего не случится. Я даю слово.

— Тогда мы запрём её, — сказала королева, и король склонил голову, покоряясь её воле.

Они закрыли дверь в детскую и заперли её, затем замуровали вход в башню для верности. Каменщик посмотрел на Жабку за последним подтверждением, и та не знала, что сказать.

— Вы знаете кирпич и камень, — сказала она ему. — Я знаю только грязь и воду. Что говорит вам кирпич?

— Он говорит, что сделает всё возможное, — ответил каменщик и затем прикрыл рот, будто собственные слова удивили его.

— Хорошо, — сказала Жабка. — Хорошо. Это всё, что мы можем.

Халим добрался до стен замка на следующий день.

Он долго смотрел на камень, держа топор в одной руке и почесывая затылок другой. Он казался озадаченным, будто, ища замок, не ожидал действительно найти его.

— Что теперь? — спросил он почти про себя. — Я не могу прорубить камень…

— Здесь есть вход, — сказала Жабка. — Слева, примерно в пяти ярдах.

— Мне прорубаться к нему? — спросил он. — Или просто перелезть?

Жабка пожала плечами.

— Внутри…?

— Чище, — сказала она. — Там есть деревья, но не так густо.

Он кивнул, повернул налево и начал пробиваться вдоль стены.

Теперь работа шла быстрее — нужно было лишь отодвигать ветви от камня. Он оставлял за собой узкий туннель, усеянный обломками. Жабка превратилась в жабу и прыгала рядом, в тени сломанных веток.

— Меня преследует мысль, что я упаду, — сказал он беседы ради, используя топорище как рычаг. — И одна из этих веток воткнётся мне в бедро, прямо в артерию, и я истеку кровью, даже не успев выругаться как следует. И даже тогда, наверное, извинюсь. Моими последними словами будут: «Простите».

Жабка квакнула, смеясь. Это было смешно и больно, потому что она была почти уверена, что её последними словами тоже будут «Простите» — или, возможно, просто запинающиеся попытки извиниться.

— А, ты снова жаба. — Он замахнулся топором, затем крякнул, когда лезвие застряло в мёртвой древесине. — Наверное, так лучше. Жабы, наверное, не спотыкаются и не напарываются на ветки. Я и так чувствую себя виноватым за то, что побеспокоил тебя. Если бы ты упала, я бы, наверное, умер от угрызений совести. Брат-библиотекарь говорил, что я достаточно виноват, чтобы уйти в монастырь, но в нашей вере нет аналога. А если бы я умер от вины, моя мать была бы очень расстроена, и мне пришлось бы чувствовать себя виноватым и за это. Я болтаю, да?

— Немного, — сказала Жабка, снова став человеком в небольшом просвете среди терновника.

— Так и думал. Я так делаю, когда не знаю, что сказать. Говорю, чтобы заполнить тишину. Я ужасный лгун. Хотя хороший лгун, наверное, сказал бы то же самое, да?

Жабка пожала плечами. Ложь никогда не была частью её жизни, кроме той, что касалась «проклятия» Файетт. Правды и так хватало.

Зелёнозубые не говорили ей, что она человек, но это не было похоже на ложь. Она не спрашивала. Они не говорили. Им было всё равно. Это значило не больше, чем бледность Тенекрылки или скорость Тростенога. Она была их; они были её. Любовь чудовищ была простой.

Халим добрался до входа в замок и крякнул от удивления. Внутри было гораздо свободнее — несколько больших деревьев и заросли сорняков, но без душащих терновников.

Он посмотрел на небо — квадрат, видный над стенами. — Ещё не поздно. Хм…

— Не сегодня, — сказала Жабка. — Пожалуйста.

Он удивлённо посмотрел на нее. — Нет? Ты не хочешь… покончить с этим? — Он неопределённо махнул топором в сторону руин.

Она покачала головой. — Мы разведём костёр, — сказала она. — И я расскажу тебе… ну. Остальное.

— Хорошо, — сказал он. — Если ты уверена.

Жабка кивнула.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

После этого замок продержался, возможно, лет пять. Люди уходили и просто не возвращались. Они отправлялись на рынок, в лес на охоту, перегоняли овец на новые пастбища — и… исчезали.

Жабка, притаившаяся в своей самой тихой жабиной форме у башенной двери, наблюдала, как сменяются сезоны, а население замка тает. Казалось, крепость получила невидимую, но смертельную рану. Её обитатели истекали, капля за каплей, и никто не пытался остановить кровь.

Это я сделала? — размышляла она. Магия, усыплявшая Файетт, была плотным одеялом внутри башни, но глупо было думать, что она не просачивалась за стены. Течения и водовороты растекались по замку, без конца вытягивая воду из колодца. Сначала скорость, с которой убывала вода, пугала Жабку, но затем поток замедлился, и глубокий источник не подавал признаков иссякания.

В конце концов она поняла: вода вытягивалась из огромного круга вокруг замка. Поля высыхали быстрее, соседние колодцы пересыхали. Вина за погибшие деревья грызла её, но к людям, уходившим прочь, она чувствовала лишь облегчение.

Уходите отсюда, — мысленно шептала она им. Уходите, пока магия не рухнула. Когда Файетт проснётся, она станет ужасом, какого ваши земли не знали, и я не смогу остановить её дважды.

Она всё ещё не верила, что сплела такую мощную