Демон Жадности. Тетралогия - Юрий Розин

— Не сегодня, дорогая, — покачал я головой.

— А я и не про постель, дорогой, — ухмыльнулась она.

Прежде чем я успел что-то ответить, она сорвалась с перил, как хищная птица с утеса, а через несколько секунд воспарила вверх с другого борта, пролетев под килем.

Ее алое платье мелькнул в воздухе, когда она запрыгнула на главный стол, опрокинув два блюда с мясом и кувшин вина. Кинжал сверкнул в ее руке, когда она подняла его вместе с украденной у меня бутылкой «Старого Демона».

— Эй, мальчики! — ее голос прорезал шум, как нож брюхо рыбе. — Кто хочет устроить последний достойный бой перед тем, как вы все отправитесь в Небо⁈

Палуба взорвалась рёвом одобрения. Первым вызвался боцман Гарт — двухметровый детина со шрамом через оба глаза. Он уже срывал с себя рубаху, когда Риалия рассмеялась и… указала кинжалом на меня.

— Я приму всех желающих, но сначала — капитан против капитана! Разве не справедливо?

Толпа взревела еще громче. Я вздохнул, отставляя бокал.

Когда я шагнул вперед, палуба под ногами слегка покачивалась — то ли от ветра, то ли от рома. Риалия стояла на столе, освещенная дрожащим светом фонарей, как демонесса на алтаре. Ее кинжал сверкал, а глаза обещали либо блаженство, либо смерть.

Возможно, и то, и другое.

Я расстегнул манжеты, вытащил из ножен на поясе свой кинжал. Не артефакт, скорее просто украшение. Мы собирались устроить зрелище, а не поножовщину.

Риалия была права. Если это последняя ночь перед бурей — пусть она запомнится всем.

###

Я растянулся на ящике с пороховыми зарядами, прислонившись спиной к шпилю. В правой руке болтался хрустальный бокал с остатками «Старого Демона». Левой я бессмысленно водил по резным узорам на рукояти «Сказания об Энго», чувствуя как пальцы слегка немеют от выпитого.

— Капитан.

Голос прозвучал прямо над ухом. Лислейн стоял передо мной, его тень перекрывала свет от висящего фонаря. Мой заместитель выглядел неестественно трезвым среди этого пьяного безумия.

— Что такое?

— Могу я спросить, куда мы направляемся?

— Секрет, — хихикнул я, ощущая, как кружится мир вокруг. — Зачем тебе? Разве я когда-нибудь водил нас на пустые дела?

— Экипаж нервничает. — Лислейн пожал плечами.

— Ну так успокой их, — я попробовал пожать плечами, но из-за того, что лежал, получилось лишь просто дернуться. — Это ведь одна из твоих обязанностей.

— Я выполняю обязанности. — Его пальцы сжались. — Но вы никогда ничего не скрывали от нас так тщательно.

— Ну, значит у меня есть причина, не думаешь?

Наши взгляды скрестились. В его глазах я прочитал все — от преданности до разочарования. Но через секунду Лислейн опустил глаза, сделав шаг назад.

— Как скажете, капитан. — Его голос снова стал бесстрастным. — Я просто хотел убедиться, что вы… все продумали.

Где-то за спиной раздался оглушительный грохот — опрокинули стол с посудой. Я обернулся на звук, а когда снова посмотрел перед собой, Лислейн уже растворялся в толпе, его стройная фигура мелькнула последний раз у прохода к каютам.

— Эй, капитан! — Риалия появилась передо мной как джинн из бутылки, ее пальцы впились в мои плечи. — Я тебя потеряла! Пойдем потанцуем!

Она рванула меня за собой, и мир снова поплыл. Где-то на краю сознания вертелась мысль, что Лислейн слишком въедлив, но она быстро растаяла во хмелю.

Я закрыл глаза, позволяя музыке, смеху и алкоголю унести последние трезвые мысли.

###

Уже далеко на полночь я, проводив всех гостей, потопал к себе, слабо пошатываясь. Дверь каюты скрипнула. Я замер на пороге, позволяя глазам привыкнуть к полумраку. Лунный свет, пробивавшийся через иллюминатор, выхватывал из темноты хаотичные блики на полированном столе, где должны были лежать мои бумаги.

Что-то было не так. В моей каюте кто-то был.

Глава 7

Я провел пальцами по рукояти «Сказания об Энго», ощущая знакомые резные узоры. Каюта пахла древесиной, ромом и… чем-то еще. Чуть уловимый аромат лаванды и металла — женские духи.

— Ивака! — мой голос прозвучал резче, чем я планировал, разрезая тишину.

Ответа не последовало.

— ИВАКА! — я мог бы попытаться найти ее сам, но сейчас был слишком пьян, чтобы делать это не было лень.

Через несколько долгих минут в дверном проеме появилась моя помощница.

— Чего орете?

Я указал на стол:

— Кто-то рылся в моих бумагах.

Ивака медленно вошла, ее глаза скользнули по поверхности стола, затем к иллюминатору, и обратно ко мне.

— Никто не рылся, — она сказала слишком спокойно. — Я заходила взять опись грузов. Бумаги были на полу — видимо, ветер. Я собрала и положила обратно.

— Ветер? — я резко подошел к иллюминатору, хватая ручку. — Он был закрыт, когда я уходил.

Моя помощница вздохнула, поставив книгу на каютный сундук:

— А когда я вошла, он был приоткрыт. Может, вы забыли? — ее взгляд стал изучающим. — Вы же… выпили немало сегодня.

Я сжал кулаки, ощущая, как трезвость накрывает меня ледяной волной.

— Ничего. — мои пальцы сжали рукоять сабли. — Ладно. Извини, если разбудил. Иди спать, завтра отбываем.

Дверь захлопнулась за Ивакой с глухим стуком, оставив меня в зыбком полумраке капитанской каюты. Лунный свет, пробивавшийся сквозь запотевшее стекло иллюминатора, рисовал на дубовых панелях причудливые узоры, напоминающие морские карты неизведанных земель. Я провел ладонью по лицу, ощущая, как кожа горит под пальцами — то ли от выпитого рома, то ли от нарастающего беспокойства.

Иллюминатор.

Я подошел к круглому окну, ощущая под босыми ногами шероховатость просмоленных досок. Медная ручка была холодной и слегка влажной от морской сырости.

— Черт подери, — прошептал я, отвесив себе пощечину, чтобы прийти в себя.

Попытка вспомнить превратилась в мучительный процесс выуживания обрывков из алкогольного тумана. Я закрыл глаза, ощущая пульсацию в висках.

Перед вечеринкой я стоял у этого же стола, застегивая манжеты. В каюте было душно — жар от многочасовой работы с картами, запах чернил и пота. Рука сама потянулась к иллюминатору, чтобы впустить ночную прохладу…

Или нет?

Ничего. Ни единого четкого кадра.

Я швырнул бокал в угол каюты. Хрусталь разлетелся на тысячи сверкающих осколков, похожих на морскую пену при лунном свете.

— Черт возьми!

Теперь, кроме беспокойства, появилось еще и чувство досады. На себя. На свою небрежность.

Я медленно опустился в кресло, уставившись на разложенные карты. Ветер за иллюминатором усилился, завывая в щелях, как предвестник шторма.

И когда я потушил последнюю лампу и лег в постель, сон не приходил, несмотря