Драконы Осенних Сумерек - Трейси Хикмэн

Холодный ветер все сильней морщил озерную гладь. С севера надвигались тяжелые тучи. Они постепенно закрывали зияющие черные дыры, оставленные упавшими звездами. Пошел дождь. Беглецы нахохлились, прикрываясь плащами. Карамон присоединился к Стурму на веслах. Богатырь все пытался заговорить со Стурмом, но тот не отвечал ему и греб в мрачном молчании, лишь изредка бормоча что-то по-соламнийски себе в усы.

– Стурм! Вон туда, налево, между теми утесами! – окликнул Танис, указывая рукой.

Стурм и Карамон гребли, не жалея сил. Завеса дождя то и дело скрывала приметные скалы: был миг, когда друзья всерьез решили, что заблудились в ночи, но потом скалы вновь проглянули впереди. Стурм с Карамоном развернули суденышко, и Танис, выпрыгнув в воду, подтащил его к берегу. Дождь уже не моросил, а лил как из ведра. Мокрые, продрогшие, беглецы выбрались из лодки, причем гнома пришлось нести – на Флинта напал от страха столбняк. Речной Ветер и Карамон спрятали лодку в густых прибрежных кустах, а Танис повел остальных по крутой каменистой тропе к небольшому отверстию, зиявшему на поверхности утеса.

Золотая Луна с немалым сомнением смотрела на открывшуюся дыру. С виду это была всего лишь крупная трещина в камне. Однако внутри оказалось достаточно места, чтобы все могли улечься и вытянуть ноги.

– Замечательный домик, – оглядевшись кругом, сказал Тассельхоф. – Вот только мебели маловато!

– Для ночлега сгодится, – ответил Танис и усмехнулся: – Даже наш гном, я думаю, не станет жаловаться на отсутствие мебели. А закапризничает – вынесем его наружу и уложим спать в лодке!

Тас расплылся в ответной улыбке. До чего все же здорово, что Танис стал прежним. Старый друг уже было начал казаться кендеру необычно задумчивым и вялым; стоило, однако, тронуться в путь, и у полуэльфа, совсем как в былые дни, снова заблестели глаза. Танис вновь был вождем, вновь возлагал на себя привычные обязанности. Приключение оказалось как раз тем, что помогло ему отвлечься от своих проблем… каковы бы они ни были. Что до самого кендера – он неизменно радовался приключениям, а внутренняя смута, раздиравшая душу Таниса, всегда была превыше его разумения.

Карамон на руках вынес брата из лодки и с бесконечной заботой устроил его на сухом теплом песке. Речной Ветер тем временем развел огонь: сырое дерево шипело и дымило, но потом все-таки разгорелось. Дым поднимаются к потолку пещеры, уходя наружу сквозь трещину Варвар загородил вход валежником и ветвями кустов, чтобы внутрь не попадал дождь, а снаружи не был виден костер.

«Как будто всегда здесь был, – сказал себе Танис, наблюдая за тем, как трудился житель Равнин. – Почти как один из нас…» Вздохнув, полуэльф занялся Рейстлином. Опустившись подле него на колени, Танис с беспокойством пригляделся к молодому волшебнику. Бледное лицо Рейстлина в отсветах пламени живо напоминало ему тот день, когда они с Флинтом и Карамоном едва вырвали Рейстлина из рук озлобленной толпы, собравшейся было сжечь мага на костре. Рейстлин пытался разоблачить жреца-шарлатана, вымогавшего у крестьян последние медяки: однако ярость деревенского люда обрушилась не на жреца, а на самого разоблачителя. Людям, как объяснил Флинту Танис, хотелось верить хотя бы во что-то…

Обеспокоенный Карамон укрыл брата своим теплым плащом. Тщедушное тело Рейстлина без конца сотрясал раздирающий кашель, изо рта текла кровь, глаза горели нездоровым, лихорадочным блеском. Золотая Луна опустилась подле него на колени, протягивая кружку вина.

– Может быть, выпьешь? – спросила она заботливо.

Рейстлин покачал головой, хотел что-то сказать, но тут же закашлялся и оттолкнул ее руку. Золотая Луна подняла глаза на Таниса и нерешительно спросила:

– Как ты думаешь, мой посох?..

– Нет! – с трудом выдохнул Рейстлин. Движением руки он поманил к себе Таниса, но, даже сидя с ним рядом, тот едва разбирал его шепот: маг задыхался, хватая ртом воздух, кашель то и дело обрывал его на полуслове.

– Посох не исцелит меня, Танис, – прохрипел Рейстлин. – Не тратьте на меня его силу… На нем… благословение… Но и его возможности не беспредельны. Я принес свое тело… в жертву… получив взамен свою магию. Это – навсегда. Мне уже ничто не поможет…

Он умолк, глаза его закрылись.

Вихрь ворвался в пещеру, раздувая пламя костра. Это Стурм оттащил в сторону валежник и то ли ввел, то ли внес внутрь Флинта, едва переставлявшего нетвердые ноги. Оба были мокры, хоть отжимай. Танис видел, что Стурм рад был избавиться от своего подопечного, рухнувшего возле огня. Похоже, рыцарь был возмущен гномом… да и всеми прочими. Стурм любил порядок и дисциплину, а здесь их не было и в помине. Не говоря уж о звездах, пропавших с небес, – неслыханное нарушение извечного порядка вещей. Наверняка оно глубоко потрясло рыцаря Танис с тревогой отметил про себя признаки мрачного отчаяния, которые, как он знал, временами накатывали на Стурма.

Тассельхоф накинул одеяло на плечи гнома: тот сидел, скорчившись, на полу пещеры, зубы Флинта стучали так, что на голове дребезжал шлем.

– Л-л-лод-д-дка… – вот и все, что он мог выговорить. Танис налил ему кружку вина, и гном с жадностью ее осушил.

Стурм с величайшим отвращением покосился на Флинта.

– Я буду нести стражу первым, – сказал он и направился к выходу из пещеры, но тут поднялся Речной Ветер.

– Я буду сторожить вместе с тобой, – проговорил он сурово.

Стурм так и застыл. Потом повернулся к рослому варвару Огонь бросал на лицо рыцаря резкие тени. Жесткие морщины залегли у рта. Он был ниже ростом, чем Речной Ветер, но гордость и воинское благородство, которым дышал весь облик Стурма, почти равняли их между собой.

– Я – Соламнийский Рыцарь, – сказал Стурм. – Мое слово – слово чести, а моя честь – это моя жизнь. Если помнишь, еще в гостинице я дал слово защищать тебя и госпожу Если тебе угодно сомневаться в данном мной слове, значит, ты подвергаешь сомнению мою честь и, таким образом, оскорбляешь меня. Как ты понимаешь, подобное оскорбление…

Танис вскочил.

– Стурм!..

Рыцарь поднял руку, не сводя взгляда с жителя Равнин.

– Не лезь, Танис, – сказал он. – Итак, какое оружие ты предпочитаешь? Меч? Нож? Как принято биться у вас, варваров?

На лице Речного Ветра не дрогнул ни один мускул. Темные глаза внимательно смотрели на рыцаря. Потом он заговорил, тщательно подбирая слова:

– Я совсем не имел в виду усомниться в твоей чести. Я плохо знаю городских людей и их повадки и скажу тебе без утайки: я боюсь. Это страх вынуждает меня так говорить. Он не оставляет меня с тех самых пор, когда мне был вручен голубой хрустальный жезл. И всего более я боюсь за Золотую Луну… – Житель Равнин глянул на женщину, и в его глазах отразилось пламя костра. – Я умру без нее. Как я мог доверить…