Твердая Надежда. Книга 1. Второе рождение. - Юрий Владимирович Деревянко

Но пока никто и не приставал. Даже собаки лают только издали. Видимо - что-то их отталкивает в запахе. По дороге зашла в дежурную аптеку, запаслась очередной бутылью "завтрака язвенника" - вот и все припасы. Остальное есть в розетке. И ради чего было усложнять, запихивая в довольно стройную талию ещё и генератор? В походы по горам ходить? Пока ни разу не пригодился. Лучше бы сделали систему "тихо поплакать от одиночества". Но без неё приходится быть пластмассовой оптимисткой. Даже странно, что ни дядя Сеня, ни Серёжка до сих пор ни о чём не догадались. А может быть - просто не подают вида, чтобы не обидеть? Да и как спросить? "Скажите, девушка, Вы резиновая?" Хихикнула, поднимаясь в лифте.

В квартире так чисто, что скучно. Даже некому нашкодить - хоть котёнка заводи. Но котёнка надо будет кормить. А на еду теперь смотреть... Потому и в кафе больше не пыталась устроиться. Улеглась на диван, подключилась к зарядке, закрыла глаза. До самого утра можно не шевелиться. Но это не значит - сразу спать. Мобильник набит учебниками для поступления в университет. В школе никогда не была отличницей и теперь приходится навёрстывать упущенное. Тренировать последнее, что ещё можно тренировать.

* * *

Завтрак не радует совсем. Больше напоминает приём какого-нибудь лекарства. Поэтому придумала себе развлечение: закрыть глаза и представить себя за столом с чем-нибудь вкусным. Когда это получается - настроение сразу улучшается и предстоящий выходной уже не кажется таким уж пустым. Тёплый сентябрь ещё радует солнечной погодой, можно одеться в лёгкую курточку с рукавами до локтя, повязать новый тонкий шарфик, и идти по дворам и улицам - разглядывая дома, деревья, людей. Можно представить себя художницей, ищущей натуру для картины. Можно незаметно сфотографировать взлетающего голубя или красивую тень. Потом, когда погода снова заставит сидеть дома - можно будет перебирать фотографии, удалять неудачные, вспоминать интересные моменты.

Из дома можно идти разными путями, в разные стороны. Можно сесть в автобус и уехать в старый центр. Там ещё сохранились дома, не похожие один на другой. Их строили, когда по улицам вместо автомобилей двигались лошади, запряженные в повозки. Телефон услужливо показывает старинные фотографии, привязанные к карте. Можно остановиться у памятника Пушкину. Он бронзовый и неподвижный. Молча смотреть на него, а в левом ухе будут звучать его стихи. И тогда можно представить, что бронзовый Пушкин живой внутри, и он сам читает свои стихи. И сразу он становится роднее и ближе. А ещё можно зайти в музей и, стараясь двигаться бесшумно, переходить от одной картины к другой.

А потом будет дорога домой. И длинный тихий вечер, заполненный учёбой. Не потому, что надо. А потому, что сама так решила.

* * *

Отпирая мойку, дядя Сеня подзывает с хитрой улыбкой и подмигивает.

– Серёга, у меня для тебя идейка.

– Вываливай.

– Ты за Надькой ничего необычного не заметил?

– А что - с ней что-то не так?

– А как она машины моет?

– Да как? Кайфово моет, быстро и чисто.

– Балда ты, Серёга. Она с ними, как с живыми - разговаривает.

– Тю. Я думал - это она напевает что-нибудь. Думаешь - она с приветом?

Хотя Надьки ещё нет, он понижает голос.

– Девки все малость с приветом. Походу - Надька технику обожает. Пригласи её куда-нибудь - где техники много. Глядишь - и поведётся.

– Дядь Сень, ну ты Пинкертон. Я бы и не подумал.

– Всему вас, молодежь, учить надо.

Идея дозревает моментально. И вовремя же дядя Сеня мыслю подсуетил. Только появляется напарница - сразу же выдал ей без всяких предупреждений:

– Надька, завтра - закрытие байкерского сезона!

– И... И что? У тебя разве есть байк?

– У меня нет. Но там соберутся крутые парни на мотоциклах. Концерт будет.

Надюха задумывается. Раз сразу не сказала "нет" - надо дожимать.

– Давай сходим. Я в прошлом году был - так прикольно. Прикинь - чопперы в хроме, всякий кастом, спорты в пластике.

Она прикрывает глаза, видимо - пытается себе это представить.

– А где это будет? – осторожно спрашивает она.

– На площадке за мостом. Давай. Не боись - там за порядком сами байкеры следят. А если что - так ты же со мной.

Она загадочно улыбается.

– Я подумаю.

Весь день между делом вспоминал какие-нибудь интересные моменты с прошлого раза. А она садилась в свой уголок, подпирала щёки ладонями и слегка улыбалась, прикрыв глаза. Когда уже собирались закрывать на ночь мойку - она подошла и тихо предложила:

– Серёж, давай встретимся на остановке перед мостом.

– Я думал тебя от дома проводить.

– Не надо. Я... Я с утра хочу зайти в магазин.

* * *

Чтобы казаться на "закрытии" своим - оделся соответственно - в чёрную кожанку и чёрные джинсы. Кажется, байкеры - последние, кто всегда управляет своим транспортом сами. Пока стоял на остановке - их мимо прокатило больше десятка. Сам пришел раньше условленного времени и настроился, что придётся ждать долго. Но Надька является минута в минуту - как на работу.

– Привет, я готова.

Впервые увидал её одетой по-выходному. Юбка в складочку до колен, чулки в чёрных цветах, чёрные кроссовки на небольшом каблучке, блестящая светлая куртейка из кожзама и такая же шляпка с узкими полями, светлые перчатки с застёжками на запястьях. Показал большой палец и предложил свой локоть. Увы - отказалась. Ладно. Она вообще недотрога. Но прогресс уже на лицо. В автобусе продолжил ей расписывать, как оно было, но она только улыбалась и глядела в окно. Вышли на второй остановке после моста и почти сразу оказались у входа на площадку. Народа ещё не очень много, мотоциклы стоят рядами, но не плотно - чтобы каждый можно было осмотреть. Сразу повёл её к самым ярким - кастомам. Блестят, как ёлка на новый год. У одного на руле пристроен череп какого-то горного козла с рогами. На многих навешаны кожаные дорожные сумки. Надя снимает перчатку, приседает и трогает тисненый рисунок на коже - морду тигра. Внушительный хозяин байка подмигивает:

– Красиво?

– Аккуратно, – соглашается Надька. Хочется показать себя знатоком - спросил у хозяина:

– На базе Кавасаки?

– Он самый. Эй, девушка, он ещё горячий!

– Ой - да, – соглашается Надя, убирая ладонь с ребристого цилинда.

– Не обожглась?