Ониксовый шторм - Ребекка Яррос

скал в крутом спуске между водопадами и многолюдным перевалом Медаро. Осенью это было опасное, смертельно опасное восхождение, а мы были кадетами. Я даже представить себе не могу, как гражданские лица — как дети — совершают восхождение.

-Ты согласен, что это ловушка? Слова вырываются наружу прежде, чем я успеваю их остановить.

“Конечно”, - отвечает он. “Но ты уже знаешь это. В противном случае мы бы обсуждали это в течение последних трех с половиной часов”.

Чувство вины застревает у меня между ребер, когда мы погружаемся в толстый слой пушистых белых облаков.

“Не позорь меня такими эмоциями”, - поучает он.

“А как Сгэйль относится к тому, что я подвергаю опасности Ксадена?” Я сканирую облака, как могу, в поисках очертаний виверны, но покров плотный, и мы движемся слишком быстро, чтобы быть внимательными.

-Если бы она не согласилась, она все еще была бы в Аретии, а твой Темный ходил бы пешком.

Отличное замечание. “ Теофания забрала Миру из-за меня. Я - причина, по которой она проходит через это”.

-Ты наш обладатель молнии, и хотя твоя жизнь, возможно, и не имеет большего значения, чем жизнь других всадников, твоя печатка имеет. Вы - оружие, и вам придется научиться принимать жертвы других во имя вас, если вы хотите выиграть эту войну ”.

Тошнота подкатывает к моему животу.

-И ты думаешь, я должен был принять смерть Миры как жертву? Мы прорываемся сквозь облака, и поле открывается потрясающий вид.

-Если бы я это сделал, я все еще был бы в Аретии, а ты ходил бы пешком.

Мое сердце замирает, когда я осматриваю пейзаж. Восточные поля, приближающиеся к Дрейтусу, покрыты ордами серых виверн, осаждающих шеренгу драконов и грифонов, расположившихся между сторожевыми постами вдоль городских стен. Они превосходят нас численностью в соотношении, которое я даже не хочу подсчитывать. Впервые я испытываю облегчение от того, что Андарна решил уйти. Бреннан великолепен, но сейчас кажется, что победить невозможно. “Наши оценки оказались неверными”.

-Похоже на то.

Но ни один из них не бросается в атаку, когда мы спускаемся, и не препятствует плотной веренице эвакуируемых, текущей из западных ворот города.

“Молвик был замечен на утесах”, - предупреждает Тейн, взмахивая крыльями, замедляя нашу скорость.

Гребаный идиот. — Если его убьют...

“Его видели летящим на юг, подальше от конфликта”. Он с отвращением выплевывает каждое слово.

Что, во имя Амари, он мог делать? “Это не похоже на Человека - убегать”.

-Нор Молвич. - Таирн выравнивается, когда мы приближаемся к северному полю, где, наконец, я замечаю орду из дюжины виверн, ожидающих, окружив Тейна.

Вдох. Выдох. Я заставляю себя дышать. Неестественно держать дракона... в плену.

Виверны посажены на тяжелые цепи, которые обвиваются вокруг хвоста Тейна, связывают его ноги и морду, а крылья прикрепляются к бьющемуся телу. Каждая полоска металла покрыта его кровью, и несколько его чешуек валяются на земле.

Теофания стоит перед ними, ее серебристые волосы сияют, она приставляет одно лезвие к горлу Миры, а другое - к ее ребрам.

Я крепче сжимаю луку, и я не могу сказать, гнев ли это Таирна или мой собственный бежит по моим венам, но это подавляет каждую унцию моего страха, моих сомнений и моей вины, пока во мне не остается ничего, кроме гнева.

Как, черт возьми, она посмела .

“Она умрет за это”, - требует Таирн, от его удара шуршит зеленая луговая трава, когда мы приземляемся в двадцати футах перед Теофанией, которая приветствует нас улыбкой.

Она еще не опустошила поле