Птичка на тонкой ветке - Феликс Петрович Эльдемуров

С этими словами он расстегнул ремешки, снял шлем, откинул назад колечки капюшона и облегчённо встряхнул своею гордой головой:

— Уф!.. хорошо!.. Правда, комаров здесь тоже хватает… — и чуть было не ударил себя по щеке бронированной рукавицей. — На что хороша была восточная пустыня… Знаешь, сэр Тинчес, я ведь туда, на Восток, не особенно стремился… Послал своего жонглёра Папиоля, передать привет и письмо одному из друзей, а как только он уехал, мне в голову стукнула мысль: рискуешь другими? рискни-ка сам!

— Ты напоминаешь мне одного гордого человека, — сказал Тинч. — Он тоже всю жизнь твердит мне, что ненавидит войну…

— Кто он?

— Будучи в том же возрасте, что и ты, сэр Бертран, он отбил любовницу у своего самого лучшего друга… правда, тот, помимо всего, был женат и имел ребёнка. Потом, поскольку молодая женщина принадлежала общине святого Икавуша, он похитил её из обители, но служители гнались за ними по пятам и всё-таки настигли. Она разродилась посреди мостовой и тем младенцем был я…[12]

— М-да. Интересно и снова трагично… — рыцарь обдумывал услышанное и прикладывал его к тому, о чём узнал вчера. — Так ты полагаешь, что я мог быть… твоим отцом? Вот ещё одна несуразица. Я ведь моложе тебя!

— Ну, не полагаю и не утверждаю, да и внешне вы не похожи… По крайней мере, пока, но мало ли что может твориться в этих странных мирах… И что-то может совсем не походить на ту реальность, к которой мы привыкли дома. Помнится, Хэбруд, мой наставник, говорил…

— Ты о чём?

— Да… Давай подумаем вот как. Леонтий… сэр Леонтий рассказывал мне кое-что из истории. А по этой науке выходит, что ты, например, в своём мире обладал редкостной неуживчивостью характера, перессорился буквально со всеми, и настолько прославился этим, что поэт будущего, Данте Алигьери, в своей трилогии, поместит тебя в восьмой круг ада…

— Я бывал в аду. И вряд ли тот ад, которым пугает церковь, может быть страшнее того, в котором побывал я.

— Не хвались, в ТОМ КРАЮ мы все когда-то побывали… Ничего не знаю, правда, об Исидоре, но — боевой кентавр…

— Скажи, а рай этот Дантэ… или как его там… тоже описал… опишет в стихах?

— Леонтий говорит, что да. И проводником поэта по раю была его возлюбленная дама Беатриче, с которой он при жизни почти не имел случая общаться…

— Не так и глуп был твой Дантэ… или он был столь же глуп, как и я… Эх, где ты, где ты, где ты, моя высокочтимая сеньора Гвискарда… и ревнующая к ней Матильда… а ты, моя безвозвратно потерянная Цимбелина, где ты… виконтесса де Шалэ… или Агнесса де Рошкуар… У всех у вас были свои несомненные достоинства, у всех — недостатки, которые мне приходилось прощать… Взять бы, да и сотворить бы такую женщину, которая вместила бы достоинства их всех…

— М-м-м… Сэр Бертран, а…

— Погоди, не мешай. Может быть, это от свежего воздуха, но у меня в голове созрел интересный замысел…

Они в полном молчании миновали заболоченную полянку — без малейшего следа колёс, копыт или следов человека, всю покрытую широкими листьями неведомых растений, и снова оказались в полутёмной роще, и вновь сухие листья бука захрустели под копытами их коней.

Они не оглядывались, в полной уверенности, что арьергард отряда вскоре их нагонит.

Потому, они и не увидели, как из-под одного из широких листьев осторожно выбралось серовато-розовое, совершенно голое, похожее на заполненный толстый бурдюк, всё в мелких пупырышках существо, размером с шестилетнего ребёнка. Существо отогнуло перепончатой, полупрозрачной лапкой ветку с гроздьями красных ягод и внимательно, изучающее, долго-долго смотрело им вслед…

3

— …Сегодня вы не похожи сами на себя, сеньора Исидора. Признаться, позавчерашним вечером, да и вчера, во время этой схватки вы вели себя совсем иначе…

Леонтий потел и мучился в бронежилете и порою с завистью смотрел на свою спутницу.

Длинная кольчатая рубаха идеально облегала её фигуру, она спускалась ниже бёдер и два широких выступа внизу пристёгивались поверх шаровар специальными ремнями. На широком поясе был укреплён короткий меч… Арбалет, колчаны со стрелами и дротиками и два боевых посоха скрывались сзади, под плащом. На голове её появилась округлая шапочка со стальными полосками. Временами она разговаривала вполголоса с Июлькой и добродушно трепала кобылку по волнистой гриве и пятнистой шее…

— Сэр Леонтий, я ведь как все женщины… — откинула она за спину выбившиеся пряди идеально чёрных волос. — Скажите-ка мне лучше… сэр Бертран… он действительно предпочитает блондинок?

— Ну, судя по сохранившимся стихотворениям и песням… Впрочем, все мужчины наперебой стремятся к блондинкам, хотя более предпочитают брюнеток, и не я это сказал.

Она помолчала, обдумывая слова Леонтия.

— Я — брюнетка, так? — уточнила она, подумав. — Тогда, как же сэр Тинчес… ведь он носит светлые волосы… может быть моим отцом?

— Тем более, что он столь молод годами? Признаться, я тоже хотел бы разобраться что к чему. Признаться честно… мне всё кажется, что я тоже немного… того. Мои сны, мои выдумки… Правда, настоящий писатель не выдумывает. Он открывает.

— Так вы писатель… У-у-у… Я тоже иногда сочиняю. Хотите…

— Погодите, принцесса. Что это за просвет слева, ближе к реке? Может быть, это холмик, с которого открывается вид? Мне очень бы хотелось узнать, куда мы всё же едем…

И там действительно был именно такой холмик. И с него действительно открывался чудесный вид… как пишут в романах, конечно.

Огромная долина в межгорье открылась им с вершины холма. Река делала поворот и уходила в сады. Отчётливо виднелись крыши домов, над которыми то и дело взлетали и садились аисты, высились тёмно-зелёные свечи кипарисов, а ещё далее, к горизонту, чешуйчато переливалось море…

— Это моя родина, — вдруг просто сказала Исидора. — Эта страна издавна называется Страна Таро, и мы с матерью поселились здесь когда-то… вернее, родилась я по дороге в Анзуресс, а здесь я впервые осознала себя… Поедем же!

Это был именно тот момент, когда сэр Бертран, снявши шлем, прислушивался к звукам, доносившимся из леса…

Леонтий и Исидора вернулись на дорогу и здесь же, минуя поляну, наткнулись на то самое существо.

Существо почувствовало топот коней, оглянулось и… невыразимый ужас нарисовался на его маленькой мордочке.

Мордочка у существа была белёсая, с длинной седою бородой, длинными же седыми усами и выпуклыми, полными тоски глазами, которыми