Лес видений - Павлина Морозова

Она лежала на боку и негромко постанывала, от усталости, от неудобства, граничащего с болью, но больше – от распиравшего изнутри ужаса.

Живот её был так тяжёл и огромен, что она с трудом могла сесть, а о том, чтобы, скажем, выйти из избы, не было и речи. Чаще всего она просто лежала, как сейчас, да с отвращением глядела на него: на розовый животище с бордовыми трещинами свежих растяжек и синими перекрученными венами, живот резкой выпуклостью вздыбливался сразу под рёбрами и уходил вниз до самого лона.

По вине живота и спину ломило непрерывно, с утра до ночи (и всю ночь); руки – болели, а ноги – отекали. Но в районе лона ломило сильнее всего, ощущение было такое, будто кто-то изнутри по чуть-чуть раздвигает кости, готовя себе выход наружу.

Так оно и было. Дети росли не по дням, а по часам, и уже переросли все мыслимые пределы.

«Мой бедный живот, он никогда не станет прежним, моё бедное лоно… – с невыразимой тоской думала Немила. – А если меня разорвёт и я умру?.. Ох, богатырши, куда же вы растёте, матушкиного живота не жалеете?»

Иногда внутренности скручивало от спазма, и тогда Немиле становилось хуже всего, особенно когда рядом не было Яги.

Ежедневные страдания могли облегчить только особые пахучие мази. Яга натирала ими всё тело Немилы, кроме головы, из-за чего в избе постоянно стоял едкий запах камфоры и мяты.

– Порча вся вот тут, в самих детях, – разводила руками Яга и тыкала пальцем чуть ниже пупка. – Ничего уж не сделать, придётся тебе терпеть, пока они не выйдут на свет божий.

Немила вообще в последнее время очень редко покидала лавку, всё больше просто лежала, а единственное, что могло ненадолго оживить её – это приёмы пищи.

Однако, удовольствие было омрачнено ягиным ежедневным брюзжанием.

– Нельзя тебе много кушать! Чем больше ты ешь, тем больше растут они! – отчитывала та Немилу, однако, слова Яги скорее злили, и уж точно Немила не была благодарна за такую заботу.

В это утро они опять повздорили. Да, она не смогла подняться с лавки, даже чтобы умыться, но разве это повод отказываться от завтрака? Вообще, не всё ли равно? Она была готова умереть за один-единственный пирожок, ещё бы до него дотянуться…

Как назло, стол стоял слишком далеко (что давало ещё один повод ненавидеть Ягу).

На улице тем временем что-то происходило. Шлёпали шаги, стучал топор, кто-то что-то тащил по земле (наверняка то Баба-яга и была, ибо больше некому). Любопытство потихоньку подтачивало изнутри, но подняться было лень, а спать чего-то не спалось.

Вдруг ни с того ни сего открылась входная дверь, скрипнув как изношенное колено. Немила подняла взгляд и увидела, как Яга уже стоит у печи и что-то ищет.

Она окликнула старуху, но та делала вид, будто не слышит.

«Подумаешь, обиделась!» – фыркнула Немила про себя и принялась молча наблюдать.

Оп, нашла! Как оказалось, Яга искала огниво. «Странно, зачем оно ей на улице, неужто баньку затопить решила?» – пока Немила размышляла над этим, то Яги и след простыл.

На улице снова начало что-то происходить, и этого Немила уже не могла вытерпеть, потому она, как могла, пересилила себя, дотянулась рукой до подоконника, села, раздвинула занавески и, пристроив голову поверх сложенных рук, принялась смотреть в окно.

Сидение причиняло гораздо больше неудобств и боли, чем лежание, но за окном начало разворачиваться столь волнующее зрелище, что невозможно было оторвать глаз.

Между избушкой и железным древом Яга сложила дровишки для костра – много дров, внушительную кучу высотой себе почти до самого пояса, и столько же вширь. Потёрла трут о кресало, высекла огонёк, да, видно, маловато ей было этого, потому как принялась Яга вокруг костра ходить, да притоптывать, да приговаривать:

– Гори, огонёк, расти, красной лепесток!

Пламя и правда разгорелось неправдоподобно быстро, охватив в считаные мгновения всю кучу хвороста, а как только это произошло, достала Яга из-за пояса платочек, развернула его, и показалось оттуда пёрышко, медное с необычными переливами красного, зелёного, голубого.