Тайна доктора Авроры - Александра Федулаева

Он едва перевёл дыхание, взглянул на нас, и сразу всё стало ясно. Мне не нужно было слов. Но они прозвучали. Ровные, хриплые, будто издалека.

— Лорд Эдвард Рэдклифф… — он сглотнул, будто эти слова были камнем в горле. — …скончался сегодня утром. В своём кабинете. Сердечный приступ.

Мир — раскололся.

Я не закричала. Не расплакалась. Я просто стояла, как будто ноги приросли к полу, а воздух вокруг стал густым, вязким, и казалось, что в нём невозможно дышать. Только где-то глубоко внутри что-то оборвалось, разом, насовсем.

Отец не вернётся. Не приедет. Не обнимет. Не скажет: «Моя девочка».

Марс поднялся на задние лапы, теребил передними подол моего платья и тревожно заглядывал в глаза. Но я не почувствовала тепла. Только пустоту — огромную, звенящую пустоту.

В доме повисла гробовая тишина. И вдруг стало ясно: теперь всё изменится. По-настоящему.

Молча вскочил Генри. Его стул упал, он закрыл лицо ладонями, отвернулся и согнулся, будто кто-то ударил его в живот. Леди Агата издала странный, хриплый звук, схватилась за грудь и пошатнулась — её подхватили слуги, испуганно жавшиеся к стенам. Фелисити разразилась плачем, громким, некрасивым, со всхлипами, будто капризная девочка. Мэриэн воскликнула:

— Нет! Это невозможно! Только не сейчас!

Только не сейчас… Как будто смерть может выбирать момент.

А я… Я просто стояла. Молча. Внутри стало очень тихо. Как в пустом доме. Только слёзы текли. Они не щипали, не обжигали — текли, как дождь по стеклу. Тихо и неизбежно.

Я не могла двигаться. Бетси подскочила, схватила меня за руку и усадила на диван.

— Миледи… Пожалуйста… Скажите что-нибудь…

Сердце колотилось, потом вдруг сбилось с ритма. Я глотала воздух — но его не было. Пусто. Грудь сжала боль — как будто кто-то обвил её железной лентой. Дыхание стало прерывистым. Всё стало далёким, мутным, как через толщу воды.

— Она задыхается! — услышала я Бетси. — Зовите лекаря!

Голоса стали глухими, лица — расплывчатыми. Я чувствовала, как тело дрожит, как земля уходит из-под ног. И вдруг — тяжесть на коленях. Тёплая, пушистая. Марс. Он прижался ко мне, обнял лапами, тёрся мордой о щёку. Его хвост дрожал, уши прижаты.

«Дыши. Я здесь. Я рядом».

Голос его звучал у меня в голове, и я вцепилась в него, как в спасение. Через некоторое время пришёл врач — бледный, сгорбленный пожилой человек. Он осмотрел меня, прошептал что-то Бетси, и та метнулась в сторону кухни.

— Элла приготовит отвар, — сказала она Генри, направляясь к двери. — Мелиссовый, с корнем валерианы.

Шум. Паника. Кто-то вслух молился. Кто-то ругался. Слуги по приказу брата перенесли меня в комнату. Элла — моя дорогая, родная Элла, принесла отвар. Тёплый, пахнущий детством и покоем. Я выпила. Сначала обожгло. Потом стало легче. На какой-то миг. Но только телу.

Сердце — продолжало плакать.

«Он не обнял меня. Не прижал к груди. Не приехал».

Марс не отходил от меня. Он отвернулся от миски с курицей, которую так любил. Не мурлыкал, а просто лежал рядом, касаясь лапами моей руки.

Ночью я лежала в своей постели, закутавшись в одеяло. Бетси складывала вещи, не сводя с меня глаз. Она не пыталась меня утешить, просто была рядом. Её присутствие грело, как очаг.

— Мы выедем утром, — сказала она тихо, не оборачиваясь. — В поместье. Вставать очень рано, поспите, я здесь останусь…

Я закрыла глаза. Марс примостился рядом, положив лапы на мою грудь.

«Спи, Аврора, я рядом буду».

Я не спала, просто лежала и слушала, как дом дышит вокруг — уже не мой. Уже не отца.

Без него он казался огромным, холодным и чужим. Дом, где не будет шагов по полу, не будет его голоса, его ладоней, его «моя девочка». И слёзы снова потекли. Я не пыталась их остановить. Я позволила им течь, как дождю, как реке, что смывает всё.

Отец был моим маяком. Моей единственной защитой в этом доме. Он не боялся моей любви к животным, повторяя каждый раз, что человек должен быть милосердным к Божьим созданиям. Он смеялся, когда я носилась с котом и Рози по саду в испачканном платье. Он брал мою ладонь в свою, тёплую, шершавую, сильную. Он гладил мои волосы, когда я плакала. Он никогда не говорил «не сейчас». А теперь его нет.

Тишина окутала комнату как саван. Часы в коридоре отсчитывали секунды, и с каждой из них отец уходил всё дальше. И я, обессиленная, провалилась в беспокойный сон, где в темноте звенели копыта, но никто не открывал дверей.

И никто не возвращался.

Я не могла представить себе утро без него. И всё же оно должно было прийти.

Глава 26

На следующее утро, когда за окнами едва начал рассеиваться туман, дом наполнился суетой. Слуги бесшумно собирали вещи, укладывали дорожные сундуки, укрывали сиденья карет пледами и проверяли сбрую. Всё происходило будто в тумане, как в театральной декорации, где актёры знают свои роли, но никто не верит в происходящее по-настоящему.

Я не помнила, как встала. Как оделась. Как Бетси расчёсывала мои волосы, как Элла подавала кружку с тёплым отваром, заставляя сделать хотя бы глоток. Всё происходило словно не со мной, а с кем-то другим — с той прежней Авророй, которая ещё могла надеяться.

Карета тронулась с места, и старый особняк остался позади. Я не обернулась. Генри ехал верхом рядом с экипажем матери. Его плечи были напряжены, взгляд устремлён вперёд. Леди Агата находилась в отдельной повозке, сопровождаемая лекарем. Мачеха и Фелисити в другой, а я, как и в прошлый раз, с Эллой и Бетси. Марс устроился у меня на коленях, и его тёплое дыхание немного успокаивало. Воздух был наполнен влажной сыростью — пахло землёй, мокрой листвой и травами. Я смотрела в мутное оконце экипажа, но дорога расплывалась сквозь пелену слёз, которые я не вытирала.

Мы провели в дороге весь день. Пару раз останавливались, чтобы сменить лошадей и перекусить в придорожном трактире. За окнами мелькали поля, редкие деревья, перелески. Всё вокруг казалось тусклым, выцветшим. Я смотрела на пейзажи, и они казались такими же пустыми, как и я сама..

И всё же… Я чувствовала, как во мне что-то меняется. Будто границы между прошлым и настоящим стираются. С каждым днём я всё меньше вспоминала свою прежнюю жизнь. Имя, которое я носила «там», казалось странным, чужим. Черты лица — в зеркале