В цветах ночи - Эльма Зеленжар

рыжины волосами, неухоженной бородкой и единственным бледно-голубым глазом, сверкающим, как рыбья чешуя на солнце, притянул к себе груду золотых монет и прекрасный кинжал с золотым львом на рукояти. Остальные разочарованно взвыли.

— Когда-нибудь я поймаю тебя на жульничестве, Эмилио, — прорычал лысый тип с серьгой в ухе. — И выиграю у тебя этот нож.

— Не поймаешь, — ухмыльнулся одноглазый, — потому что я выигрываю честно. Мельхиор Заступник даровал мне свое благословение, смекаешь? Негоже тебе оскорблять дары божьи своими грязными подозрениями. А то получишь этот нож, но только в бок.

Терций подошел к столу и спросил:

— Вы Эмилио Пласа?

— А с кем имею честь общаться? — лениво протянул одноглазый. Затем он заметил третью руку и расхохотался: — Лопни мои глаза, настоящий иста! В первый раз в Галле?

— Нет.

— А ведете себя так, будто в первый. Никто не суется в моего «Льва» без нужды… или если не хочет попытаться отнять у меня благословение Мельхиора. Зачем вы пришли ко мне, господин иста?

— Мне нужно узнать кое-какую информацию об одном вашем пассажире. Раймундо Эспехо.

— Не припоминаю такого… — протянул Эмилио, вальяжно перетасовывая карты.

— Вы лжете. Сложно забыть богатого клиента, которого совсем недавно подвезли до Галлы. Куда он отправился дальше?

— Господа! — воскликнул одноглазый, отложив карты. — Давайте отдохнем. Хочу размять кости и выпить. Через час продолжим.

Его дружки обласкали Терция очень нехорошими взглядами. Прощупали глазами с головы до ног, словно решая, что можно снять с его трупа, но брать было нечего. Когда эти грязные мордовороты встали из-за стола и медленно обошли его с двух сторон, направляясь к стойке, Терций почувствовал себя ловцом жемчуга на утлой лодчонке, которого миновала стая страшных, но сытых акул. Эмилио тоже повел его к стойке и кивнул на здоровяка, приглашая раскошелиться на выпивку. Терций уронил на заплеванную столешницу пару медных монет, и бородатый налил Эмилио кружку пива.

— Не слишком ли вы бедны, чтобы задавать такие вопросы? — Эмилио гадко оскалился, кивнув на медные монеты.

— Я не дурак нести сюда золото.

— Очень зря. Я люблю золото. Золото развязывает мне язык и улучшает память.

— Сколько вы хотите?

— Дайте подумать… Я оцениваю свою память не меньше чем в пятьсот золотых.

Таких денег у Терция не было. Он сомневался, что они были у эльфов.

— Хорошо, завтра я соберу сумму. И не вздумайте меня нагреть — я приду с охраной.

— О, за кого вы меня принимаете? — расхохотался Эмилио.

«За мошенника и бандита», — подумал Терций, но не сказал вслух. Выходя, Терций глянул через плечо и увидел, что Эмилио пялится на него своим рыбьим глазом и все так же гадко усмехается. Чутье подсказывало Терцию, что как только он завтра войдет в «Королевского льва», его песенка будет спета. Отнимут и золото, и жизнь. За дверями его ждали понурые эльфы. Чарна мерила двор быстрыми шагами, распугивая местных пьянчуг. Иззе же расслабленно стоял под козырьком и посасывал соломинку. Увидев Терция, он тут же выплюнул ее и спросил:

— Как успехи?

— Неважно, — ответил Терций. — Давайте обсудим дома, тут небезопасно.

Через час они сидели в натопленном доме. Пока Амико бегал за едой на ближайший рынок, а Иззе помогал Терцию сменить повязки и смазать раны жирной лечебной мазью, Чарна бегала из одного угла в угол и разорялась:

— Пятьсот золотых! А чего сразу не миллион?!

— Думаю, Эмилио Пласа не хочет делиться информацией. — Терций зашипел, когда пальцы эльфа задели за больное. — Даже получив выкуп, он ничего не скажет. Это странно. Такие, как он, не отличаются верностью. Либо Эспехо очень дорого заплатил за молчание…

— Это не помешало бы ему предать, — усмехнулся Иззе. — Вряд ли он верен даже золоту. Его трактир — бедняцкая помойка. Золото явно не задерживается у него в кошеле.

— Вы правы, — протянул Терций и еще глубже задумался.

Стемнело. Амико вернулся с хлебом, сыром и колбасками, которые обжарили тут же, на каминной решетке. Во время ужина Терций, наконец, решился.

— Иззе, я хочу, чтобы вы проследили за Эмилио Пласой. Может, наедине со своими головорезами он расскажет что-то интересное.

Эльф молча кивнул, дожевывая свою сосиску. Чарна сморщила аристократический носик, тыча в еду вилкой:

— Как можно это есть? По запаху чистый перец и…Что это такое? Фууу! Это жир! Сыр воняет дерьмом, а хлеб… Они делают его из опилок?

— Если вам не нравится, отдайте мне, госпожа, — усмехнулся Иззе.

— Ну да, тебе не привыкать клевать прямо с пола, жалкий спруг, — прошипела Чарна и ахнула, когда одноглазый ловко собрал на нож почти все кусочки колбасы с ее тарелки. — Как… как ты смеешь!

— Мы сейчас не в Вечной Ночи. Мы плывем сквозь ураган невзгод в одной маленькой лодочке с дерьмом… госпожа, — насмешливо добавил эльф. — Советую привыкнуть к соломе и несъедобному хлебу.

Чарна возмущенно вскрикнула, отшвырнула тарелку и демонстративно пошла спать. Терций спросил у эльфа:

— Зачем вы ее доводите? Она ведь отомстит.

— Не удержался. Как и я, она не имеет права на ошибку. Дело в том, что в ней гораздо меньше крови Валасте, чем во мне. Продукт загибающейся побочной ветви. Госпожа Эльвала пытается заткнуть ею дыру в наших рядах, но Чарне никогда не заменить… — Он осекся. — Мою мать.

Терций с удивлением посмотрел на Иззе. Ему еще никогда не приходилась слышать о подобных случаях самопожертвования среди дроу. Обычно они заводили много детей, и среди них ценились только девочки. Мальчики же выполняли роль прислуги, охраны и в очень редких случаях, если Матерь Ночи награждала их красотой и магической силой, они занимали важное место в иерархии как супруги и любовники высокопоставленных дам. Эльф поймал его недоуменный взгляд.

— Матерь Ночи не благословила ее большим приплодом, чем я, — объяснил он. — Она нарекла меня Амальдом. «Священной кровью». Ей было какое-то видение, что от меня будет зависеть будущее нашего народа. Она была верной жрицей Матери Ночи. Была уверена, что я пройду испытание, но… Во время испытания я должен был убить ее и не смог. Тогда она пожертвовала себя Матери Ночи, веря