Призрачная империя - Рина Харос

– Григорий, послушай…

Я услышала уверенные шаги советника и удивленный вздох отца. Обхватив дверь руками, чуть приоткрыла ее и заглянула внутрь – Азаров стоял напротив отца и пристально смотрел в глаза, склонив голову набок.

– Нет, это вы меня послушайте. Можете помыкать мной как собакой, использовать для реализации любого плана, но без Саши я не уеду.

– Что ты так в нее вцепился?

– Потому что она моя семья, которой никогда не было. С самого рождения я был рядом, оберегал, проводил бессонные ночи, пока ваша многоуважаемая супруга уходила в другой конец дворца и не выходила из комнаты до самого утра.

– Это не делает тебе никаких исключений…

– Саша – самое главное исключение. Молю, прекратите игры своей жены и прикажите разобрать мои вещи обратно.

– Я обещал…

Голос отца звучал отстраненно, напоминая скрипучие половицы, которые забыли смазать. Азаров замер напротив и, казалось, за все это время ни разу даже не моргнул.

– Прикажите. Разобрать. Обратно.

Я прижала руку к сердцу, которое норовило выпрыгнуть из груди. Начала дышать через раз, чтобы получше слышать то, что творилось по ту сторону двери.

– Хорошо, – сдался отец и мотнул головой, будто пробудился ото сна, – я отзову прислугу, а ты пока сходи позавтракай.

Азаров благодарно кивнул головой, резко развернулся и чуть не споткнулся о край ковра, когда увидел меня, сидящую около двери и невинно хлопающую глазами. Платье мое местами помялось, а на подушечках пальцев наверняка останутся занозы от плохо обработанной древесины, из которой была сделана дверь.

Григорий кашлянул и многозначительно поднял брови, давая понять, чтобы я быстрее вставала с пола. Я резко вскочила, пригладила безвозвратно испорченное платье и выпрямила спину, как полагается благовоспитанной девочке. Мужчина вышел из кабинета, усмехнулся и протянул покрытую шрамами ладонь, за которую я ухватилась, как за спасательный круг. Азаров вел меня многочисленными коридорами и поворотами в полном молчании, пока мы не оказались на кухне для прислуги. Женщины всех возрастов ахнули и попытались отогнать Григория прочь, обещая, что они принесут все необходимое в его комнату. Мужчина продолжал упорно молчать, накладывая на поднос еды и ставя две чашки чая. Я стояла около двери, стараясь слиться со стеной.

Наконец-то Азаров закончил все приготовления и кивнул головой, показывая, чтобы я шла в его комнату. Мы преодолели расстояние за считаные минуты. Григорий ногой распахнул дверь и дождался, когда я войду и усядусь на кровать. Дверь он предусмотрительно оставил открытой, чтобы не вызвать пересуды, – проходящий по коридору мог видеть, как мы ели яичницу и жареную колбасу, запивая все это травяным чаем.

Мужчина закидывал еду и проглатывал, почти что не жуя. За столько лет, проведенных вместе, я прекрасно знала такое состояние – волнение, перерастающее в ненависть и злость. Но не могла смолчать, тихо спросив:

– Ты правда можешь от меня уехать?

Азаров склонил голову, тяжело выдохнул и посмотрел на меня исподлобья, сглотнув кусок хлеба.

– Думаешь, я когда-либо смогу добровольно оставить тебя?

– Воспитанные люди не отвечают вопросом на вопрос.

Уголок рта Азарова дрогнул, и мужчина усмехнулся, скрепив ладони в замок.

– Не уеду, если того не будут требовать серьезные обстоятельства.

Я серьезно кивнула, почувствовав себя взрослой женщиной, – не раз видела, как мать или придворные дамы использовали этот жест, когда безмолвно хотели согласиться с мнением собеседника.

– Гриша…

– Да?

– Ты меня любишь?

Он молчал, а затем безэмоционально произнес:

– Доедай свой завтрак, Александра.

Глава 28

Добро пожаловать домой.

Вновь

Девушке было очень холодно, ее светлая кожа покрылась мурашками, на глаза падали первые снежинки, а некогда желтый лиственный ковер теперь напоминал белоснежную скатерть, созданную природой. Она вдохнула морозный воздух, как несколько столетий назад, перед тем как покинуть эти земли и навсегда стать блуждающей душой, ищущей освобождения от оков любви. Она вновь могла дышать, как в тот день, когда испугала мальчишку. Ей хватило сил на это…

Призрак восстал из могилы, с грустью посмотрел на обглоданные червями кости, истлевшие волосы и широко распахнутый рот, будто покойница кричала, пытаясь выбраться из заточения в деревянном гробу. Она перевела взгляд на торчащий из живота нож и всхлипнула, что сделало ее схожей с земной девушкой. Но вместо слез лилась кровь, капающая на снег и окрашивающая его в алый оттенок смерти. Этот нож – ее воспоминание, за которое она хваталась с горестным отчаянием и не могла забыть, как бы ни старалась.

Призрак легко мог простить свою погибель, нанесенную руками матери возлюбленного, но никогда бы не нашел слов оправданий тем, кто убил ее дитя, в тело которого Бог не успел вдохнуть жизнь и подарить чистую, как слеза младенца, душу.

Медленными шагами она отдалялась от могилы – одинокого холмика посреди поля со скосившимся крестом и шаткой оградой, выкрашенной в зеленый цвет. Должно быть, он посмертно распорядился, чтобы место захоронения держали в чистоте, но, как известно, все забывается под гнетом лет и смены правителей. Призраку стало еще горестнее от того, что про него никто не вспоминает.

Покойница продвигалась в сторону дворца, в котором готовились к празднеству – ярко горел свет в окнах, крики и шум слышались даже в поле, где было захоронено тело несчастной. Она не оставляла следов на снегу, только кровавые капли стали случайным свидетельством пути призрака.

Чем дальше она отходила от могилы, тем сильнее ненависть окутывала нутро, лишая возможности здраво мыслить. Единственное, чего хотела девушка, – уничтожить сосуд, уготованный ей. Покойница не желала больше участвовать в бессмысленных бесчинствах возлюбленного, в глаза которого хотела посмотреть, чтобы понять, что он узнал ее. Столько лет… веков ожиданий…

Призрак впервые улыбнулся и прижал ладони к животу, порезав неживые пальцы торчащим из него ножом, но девушка не чувствовала боли. Девушке было все равно. Она внушила самой себе, что почувствовала слабое пинание ножки в районе бедер, что придало уверенности.

Если покойница нанесет удар первая, то он больше не сможет воскрешать ее из поколения в поколение, пока не заслужит прощения.

Глава 29

Григорий Азаров

Есть ли в твоем сердце

место для любви?

– Идиот, – громко, четко, звонко отчеканила Саша. От меня не скрылось, с каким удовольствием она произнесла это слово, желая, чтобы гувернантку ударил сердечный приступ.