Викинг. Дитя Одина - Тим Северин

Беспорядочные попытки взять крепость продолжались часа два, и мне показалось, что рвение нападающих слабеет. Вот тогда-то Транд показал, на что он способен. В своем древнем шлеме он выскочил из нашей толпы, подбежал к палисаду, подпрыгнул и, благодаря своему огромному росту, сумел зацепиться лезвием боевой секиры за край палисада. Ухватившись обеими руками за рукоять, он подтянулся, перекинул ногу через ограду и спрыгнул на дорожку внутренней насыпи. И оказался лицом к лицу с Храфном Викингом, который, яростно взревев, бросился на него. Транд уклонился от неуклюжего выпада, толкнул воина с заплетенной бородой так, что тот покачнулся, и ударил его по вытянутой руке, сжимавшей копье. Удар секиры пришелся Храфну в правое плечо и отсек ему руку. Храфн рухнул, покатился с насыпи и грохнулся вниз, во двор. Пока люди Оспака в ошеломленьи глядели на тело своего товарища, Транд успел спрыгнуть с палисада наружу и побежал к нам. Это нападение обескуражило защитников, люди Оспака бились уже с меньшим задором, и, видя это, Снорри послал меня к Стурле, штурмовавшему хутор с противоположной стороны. Я должен был передать, что ему следует усилить натиск, пока осажденные пребывают в растерянности.

Я обежал вкруг хутора, перелез через невысокую дерновую изгородь ближнего пастбища и оказался на месте как раз тогда, когда Стурла бросился к палисаду с каким-то орудием в руках, которое я не сразу узнал. То была тонкая плоская доска, длиной с мужскую руку, а впервые видел я такую во время набега скрелингов в Винланде, и совсем недавно она мне снилась. То был копьемет. Где Стурла добыл это орудие, не знаю, но пользоваться им он умел. Он подбежал поближе к валу, чтобы не промахнуться. Оспак же, очевидно, не знал, что в руках у Стурлы, потому что, увидев Стурлу так близко, вожак разбойников вспрыгнул на край вала, сделал оскорбительный жест и обеими руками поднял большой камень над головой, чтобы обрушить его на голову Стурле. На Оспаке была кольчуга, закрывавшая почти все тело. Но когда он поднял камень, кольчуга задралась и открыла верхнюю часть бедра. Стурла же, заметив это, взмахнул копьеметом, и копье взвилось вверх. Железный рожон был длинный, тонкий и с двумя выступами, вроде крылышек. К основанию крепилась бечева. Острие копья пронзило бедро Оспаку, и тот споткнулся, а Стурла ухватился за бечевку обеими руками и со всей силы рванул на себя. Совсем как рыба, пробитая гарпуном, Оспак был вытащен за стену и брошен на землю. Стурла махнул рукой своим соратником, чтоб не подходили, а сам подскочил к Оспаку и вонзил кинжал ему в сердце.

Смерть вожака положила конец сопротивлению шайки. Они опустили оружие и закричали, что уйдут из хутора, если их пощадят. И тут же двойные ворота палисада отворились. Снорри, Стурла и все мы вошли в ограду и увидели испуганных и усталых разбойников. Насмерть сражены были только Храфн, Оспак и еще один человек, однако из остальных мало кто избежал легких ран и ушибов. Снорри сдержал слово и покарал их на редкость милостиво. Он устроил скорый суд прямо на месте и по праву местного годи приговорил худших из преступников к изгнанию. У него не было власти изгнать их из Исландии, но он мог запретить им появляться в Вестфьорде под угрозой, что на следующем Альтинге их объявят вне закона. Эти люди должны оставить свое оружие и немедля покинуть хутор и никогда не возвращаться. С вдовой же Оспака и его сыном Снорри обошелся и вовсе великодушно. Вдова, сказал он, полностью зависела от своего мужа, а сын, хотя и принимал участие в защите хутора, но исполнял долг, защищая честь семьи. Б разбойные дела своего отца он не замешан, и поэтому, объявил Снорри, хутор и земля остаются во владении вдовы и сына.

Транд Стиганди прожил на хуторе Снорри еще пару недель после поражения Оспака в битве при Битре, как стали называть стычку, и многие приходили похвалить его за храбрость, а иные, пиком — поблагодарить за ходатайство перед Тором ради законопослушных людей из Вестфьорда. Снорри, верно, рассказал Транду обо мне, и я был польщен, когда однажды вечером, встав из-за стола после ужина, он поманил меня и повел в укромный уголок, где нас никто не мог слышать. Он сел на сундук и сказал своим глубоким хрипловатым голосом:

— Снорри говорит, будто порой ты видишь то, чего не могут видеть другие.

— Да, время от времени, — ответил я, — но я не понимаю того, что вижу, и совеем не знаю, когда это произойдет.

— Ты можешь привести пример?

Я вспомнил предупреждение Снорри, велевшего никогда не рассказывать сновидения, предвещающие смерть, однако теперь эти события уже минули, а Снорри заверил меня, что Транд владеет ведовством, и потому я поведал Транду свой сон о битве на хуторе Оспака, о человеке с совиной головой и все остальное.

Транд не прерывал меня, а когда я завершил рассказ, молвил:

— За сколько лее дней до битвы ты видел этот сон?

— Вскоре после того, как ты приехал на хутор, ночью, когда вы со Снорри долгое время пробыли в капище Тора, — ответил я.

— Хотел бы я знать, увидел бы ты это раньше, в капище, при надлежащих условиях, — заметил Транд, словно проговаривая вслух свои мысли. — Некоторым прорицателям везет. Видения приходят к ним так легко, что нужно только найти какое-то спокойное место, закрыть глаза, очистить ум — и видения являются в их сознание. Иным же приходится напиться хмельного или нажеваться дурманной травы, или надышаться дымом священного огня, или слушать и слушать одни и те же священные песни, покуда дух их не вольется свободно в его плоть.

Он встал и пошел туда, где на крюке, вбитом в стену, висели его меч и шлем. Вернулся и показал мне лезвие меча.

— Что это означает? — спросил он.

Руны читались легко, и смысл их был ясен.

— «Сделал Ульберт», — ответил я.

— Ну а это как? — продолжал он, протянув мне свой древний шлем с необычными наглазниками. Он перевернул шлем вверх дном, так что я мог заглянуть в эту железную миску. В центре был насечен простой тонкий крест, каждый луч которого завершался наконечником стрелы, указующим назад, в точку пересечения.

— Это cegishjaLm, — сказал я. — Шлем ужаса.

— Да, — ответил Транд, — но что ты скажешь о метах по краю?

Я вгляделся. Изнутри по краям шлема я увидел черточки. Они почти истерлись, но то были не случайные насечки. Видимые были начертанием рун, другие же не поддавались взгляду. Я провел пальцем по краю, ощупывая их, как научил меня Тюркир. Некоторые оказались рунами, которыми, по словам Тюркира, сейчас уже почти не пользуются. Все же мне удалось разгадать их.

— Не знаю, что это значит, но попытаюсь прочесть, что-то вроде… agmoddenjulhuptfur… но я не уверен.

Транд задумался.

— В Исландии не найдется и полудюжины человек, читающих древние руны, — сказал он. — Это galdrastafir — руническое заклинание. Его начертали на шлеме, как только его выковали, и с этими начертаниями шлем стал оберегом для всякого, кто его висит, оберегом и защитой. Я не променяю этот древний шлем ни на какой нынешний. Кто учил тебя древним рунам?