На цепи - Уваров

Мы спустились с гор ниже, туда, где по словам Монтена ходили барсы. Этих зверюг отпугивал шум рудников, а здесь, на высоких скальных выступах и пологих горных хребтах им жилось вольготно и сытно. Да и коз тут водилось немало, корма хватало всем.

Здесь горы были лесистые, с низкими кривыми сосенками и кустарниками. Возле одного такого кустарника и остановился Монтен. Я чуял неподалеку звериную тропу, но дал скорняку вести меня в этом походе, потому что я бывал тут впервые.

Скорняк длинным тесаком нарубил сосновых веток и сделал из самых толстых шесть высоких кольев и еще три поменьше. Затем он срезал гибкую ветвь кустарника. К одному ее концу привязал малый острый колышек, чуть отступив привязал второй, а третий приладил к высокому колу.

Мы взяли все это добро и пошли в сторону тропы, которую я учуял. Как Монтен о ней узнал, я так и не понял.

— Тут к реке ходят, следов много, — говорил он, вбивая четыре кола возле тропы и прилаживая к ним толстый конец ветки. — Это не силок, а пронзающая ловушка. Силок в другом месте поставим.

Еще два кола он вдолбил чуть подальше — один с одной стороны тропы, другой с другой. К одному из них привязал конец ветки с острыми кольями и хитрым образом протянул поперек тропы тонкую бечеву. Потом достал из сумки бутыль с красной жидкостью и плеснув ее на руку, протер бечеву.

В нос ударил запах заячьей крови! Вот это людям тяжко дается охота! Все-таки у ракха тут большое преимущество.

— Готово! — торжественно произнес Монтен. — Уйдем с тропы, чтобы зверь не почуял нас.

Мы забрались повыше в горы. Отсюда ловушку видно не было, зато мы бы услышали рев раненого зверя. Как только зверь заденет бечеву, ветка, привязанная к колышку, отстанет от него и с размаху вонзит самый острый из кольев зверю в тело. А там, выследить его и добить труда не составит. Если быстрее сам не издохнет.

Выше обнаружили еще одну тропу, на которой Монтен поставил силок из прочного железного жгута с хитрой петлей. Сами мы ушли подальше от тропы и расположились под скальным выступом, который защищал от палящего солнца.

Перекусили вяленым мясом и сухими лепешками, что дала нам в дорогу Хасса. Правда, я лепешки есть не стал. Безвкусные какие-то и запах от них был кислый.

— Я тут давно ловушки ставлю. Места проверенные. Иногда перемещаюсь севернее, — рассказывал Монтен. — Радость будет, если хоть одну зверюгу поймаем.

— Можем и несколько, — пожал я плечами.

— Это я теперь понял, что вы, колдуны, можете и несколько, — усмехнулся по-доброму скорняк.

— Как же понял?

— Когда ты двадцать каторжников к Илу отправил. Да и сейчас вышел только с двумя ножами да сумкой. А я вон на себе тащу и соль, и котелок, и веревки, и проволоку.

— Да, нам сподручнее, — уклончиво отвечал я.

— То-то и оно. Если ловушки мои не сработают к утру, погляжу, как ты со зверем управишься.

— Нет, не поглядишь, — резко сказал я и добавил, когда заметил удивленный взгляд Монтена. — Магия она сложная. Задену еще ненароком. Лучше уж потом тебя позову.

— Тоже верно. Пожить мне еще охота. Сопляков вырастить надобно, — улыбнулся Монтен.

— Не знал, что у тебя щенки есть.

— Какие щенки? Дети что ли? — удивился Монтен. — Детей нет. Не дала мне мать-Алайя. Я про подмастерьев своих говорил. Выучить надобно, ведь они мне как дети стали. Ума добавить им и есть на кого мастерскую оставить. Да и не пропадут в голодные времена. Тварь белая только мешается. А если на нас нападет?

— Не чую я тут ее магии. Да и не думаю, что она в этой стороне бывает. Невыгодно ей на восточном тракте на обозы нападать, — нехотя отвечал я.

— Вот как? То есть можно спокойно на рудники ездить?

— Я этого не говорил. Думать я могу все что угодно, но что в голове у твари и тех, кто ей управляет, знать не знаю.

— Слухов много ходит. Обозы-то грабили, после того как тварь людей жрала. Думаешь, заговор против империи?

— Я не думаю, — скривился я. — Мое дело людей защищать, а думают у нас в Абердаре.

— А я считал, что в Академии умники сидят.

— И там тоже, — ответил я, хотя понятия не имел, кто там сидит, кроме магистров. Но магистры ведь должны быть умными, если они магистры?

Мы говорили с Монтеном до вечера. Спать легли под тем же уступом. Точнее он лег, а я охранял. Надо было в книгах прочитать как защиту на ночь ставить, да потренироваться хорошенько. Думаю, у меня получилось бы. Вот я бестолковый. Со светильниками сладил, что я со щитами не слажу?

Ночью рев раненого зверья оповестил нас, что ловушка Монтена сработала. Но идти проверять мы не торопились. Если зверь ранен, то по следам мы его быстро отыщем. Тем более, я чуял, что зверь живой идет к ручью, что стекал с гор севернее.

Едва расцвело и мы стали спускаться. Колющая ловушка действительно сработала. Рядом были видны брызги крови, и следы тянулись дальше по тропе. До реки мы не дошли. Взрослый, обессиливший барс лежал на тропе, готовясь издохнуть. Кол пронзил его шею. И как до сих пор не издох — загадка.

Монтен достал арбалет, зарядил болт и прицелившись, пронзил животине голову. Пол дня мы занимались свежеванием. Один я бы справился быстрее, да только нельзя было скорняку свои когти показывать, а с ножом я не так споро управлялся, и Монтен это заметил.

— А ведь шкуры, которые ты приносил, были идеально срезаны и вычищены.

Пришлось срочно придумывать отговорку, а то бы не поверил.

— Ага, да только нож свой я потерял, когда каторжников резал, а эти только для нарезки стейков и годятся.

— Зря ты говоришь так, — поверил мне скорняк. — Хорошие ножи, только приноровиться надо. А пока давай-ка я.

— Давай, — уступил я, потому что почуял на водопое кое-кого покрупнее барса. — А я пойду воды наберу.

— Половину котелка для соли хватит, — бросил мне Монтен через плечо.

Я неспеша