Бродячий цирк - Дмитрий Ахметшин

Точно так же, как я отставал, заметив что-то интересное, Марина неслась вперёд, чтобы разведать обстановку, понюхать, чем пахнет вырывающийся из канализационного колодца пар, заглянуть в ближайший переулок. Мы с ней были чем-то вроде грузиков, уравновешивающих чаши весов.

Это вполне мог быть городок, где нам с Мышиком посчастливилось бы родиться. Хотя вряд ли у них есть песчаный карьер, и старших ребят из приюта здесь наверняка отправляют подкрашивать каштановые листья или белить на рождество снег. Естественно, тогда пришлось бы с рождения разговаривать на этом странном языке, и я не представлял, как смог бы рассовать по карманам своей памяти все эти ужасные слоги. Возможно, Мышику не пришлось бы ничего учить. Я задумался над тем, как здесь разговаривают собаки, и врезался в спину внезапно остановившегося Кости.

— Чувствуешь запах? Это австрийский хлеб.

— И австрийское мясо, — облизнувшись, прибавила Анна.

— А почему они здесь так странно говорят? — спросил я.

— Австрийский менталитет, — пожал плечами Костя. — Не могут они говорить на нормальном языке.

* * *

За то время пока мы были в отлучке, большая стрелка часов успела совершить на два полных круга, и я был рад её успеху. Коробки манили меня, а в особенности коробка номер шесть, коробка с иллюзиями, которая раньше вполне успешно создавала иллюзию о полной своей безинтересности, пылясь в дальнем углу сарая на колёсах. Дети повернули бейсболки козырьками назад, словно этакий отключающий некие ограничения рубильник, осмелели и начали крутиться под ногами, как почти-обычные-дети. Но за ленточку заходить по-прежнему не решались.

Я прокрался к предусмотрительно сложенному за ленточками реквизиту, залез на плотно набитый цирковой одеждой мешок. Заскрипел, ломаясь под ногтями картон, запахло старой, засохшей краской, и, вытянув шею, я узрел в коробке человека.

— Положи, где взял, — строго сказал Аксель.

— А? — спросил я, внезапно оглохнув на оба уха.

Капитан сидел, подтянув к груди колени, и будто бы находил такую позу непринуждённой. Больше в коробке ничего не было. В ответ на моё маловразумительное восклицание он состроил недовольную мину.

— Что вы здесь делаете?

Капитан блеснул на меня очками.

— Размышляю. Позови всех остальных. Нужно кое-что обсудить.

Неестественно белая в свете фонарей кисть выглянула наружу, будто окуляр подводной лодки над поверхностью воды, захлопнула картонный лепесток. Я обречённо прикрыл второй и побрёл прочь, стараясь не думать, как же мне хватило сил в одиночку вытащить Капитана из повозки.

«Это всего лишь иллюзии», — говорила Анна.

— Иди-ка сюда.

Я не сразу понял, что Джагит зовёт именно меня. Он редко ко мне обращался. По правде говоря, за всё время с тех пор, как я стал частью труппы (а я надеялся, что я всё же ей стал), он склонял ко мне своё царственное внимание всего один или два раза. И то, внимание это было, словно тень от тучи, что накрывала кроме меня ещё оба фургона, клетки с мартышками и ближайшую рощу.

А сейчас он явно обращался ко мне. Только ко мне. Повторил:

— Подойди.

Верёвка, которую я внезапно ощутил на шее, натянулась и заставила меня сделать шаги в нужную сторону. Приказ Капитана, который я бережно донёс до сего момента, мгновенно утратил значимость и завалился в самый дальний карман.

Маг сидел на мостовой, на плетёном коврике, скрестив ноги. Просторное облачение и синяя шапочка смотрелись на фоне окружающих площадь домов, словно детские рисунки в учебнике для восьмого класса. Старинный саквояж на его скрещенных ногах напоминал огромную жабу. Руки то и дело ныряли туда, доставали похожие на мясистые лепестки болотной лилии предметы в кожаных чехольчиках.

Широкое, тяжёлое лицо, тёмная от природы кожа, на которую накладывался многолетний загар. Если змеи и всякие гады сбрасывают кожу, то на Джагита она, казалось, нарастала. Кажется, что всё его лицо покрыто корочкой гнева.

Бородка смотрела вниз и напоминала кинжал, зажатый в кулаке-подбородке.

Первые дни я не мог понять, что такой злой человек делает среди таких добрых артистов. И почему остальные так тепло о нём отзываются.

— Я наблюдал за тобой.

Я стоял, вытянувшись по струнке, а он раскладывал перед собой обшитые кожей лепестки. Вдруг он сейчас будет ругать меня за то, что я без спросу полез в ящик с иллюзиями и раньше времени обнаружил Капитана? Вдруг я нарушил какой-то невозможный их план?..

Но он сказал:

— Я видел, как ты жонглируешь. Так тебе никогда не стать хорошим артистом. Ты делаешь это руками. А должен — головой и сердцем.

Я не понимал.

Как можно головой ловить мяч?

Я сказал это — не вслух, а про себя, и вспомнил, что уже когда-то поймал мяч головой. В самом начале моего путешествия. Навряд ли Джагит имел в виду именно это.

— Ты ведь никогда не бросал ножи.

Снова, он как будто и не ждёт ответа. Я подумал, что такому человеку просто не нужны собеседники. Он разговаривал с… (размера моей головы явно не хватало для того, чтобы вместить осознание того, с кем он всё-таки разговаривал).

Джагит расчехлил и протянул мне рукояткой вперёд один из лепестков.

— Взвесь его в руке. Почувствуй форму. Какой он острый.

Металл оказался тёплым на ощупь, как будто перед этим его нагрели между ладонями.

— Там есть отверстие, чтобы цеплять к нему твоё подсознание. Это на случай, если ты предпочитаешь метать ножи не руками. Точнее, не только руками.

А чем же?

Снова я не смог открыть рта, чтобы спросить. Но Джагит словно бы понял. Кивнул.

— Сейчас я научу тебя фокусу.

На этот раз голос преодолел невидимые барьеры и нашёл выход наружу: «…окусу?» — вот так это прозвучало.

— Мне кажется, малышу ещё рано иметь дело с холодным оружием, — сказала Мара. Она прижимала к себе охапку разноцветных пластмассовых обручей. — Он может порезаться.

— Самое время, — возразил Джагит. — Чем раньше он узнает железных богов, тем лучше. Чем раньше они попробуют на вкус его кровь, тем быстрее успокоятся.

Как и Капитан, он умел убеждать людей, и надо признать, опытный маг делал это куда эффективнее. От него веяло какой-то древней, первобытной мощью. Я поёжился, услышав про кровь, но с места не сдвинулся.

— Следи, чтобы не тащил в рот, — с издёвкой сказала девочка и пошла по своим делам. Кажется, она за меня совсем не волновалась. Уж она знала Джагита куда лучше, чем я.

Пахло гарью. Костя договорился с магазинчиком одежды в одном из ближайших домов о поставках электричества и теперь испытывал результаты своего труда на старом, закопчённом электрогриле, который барахлил после влажной погоды словацких взгорий.