Смилодон - Феликс Разумовский

– Нет, князь, похоже, легче взять Бастилию, – шевалье зевнул, с хрустом потянулся и указал на объемистую, уже наполовину пустую корзинку. – Не ломайте голову, съешьте пирожок. Рекомендую треугольные, с рыбой. И вот эти круглые, с печенью, тоже очень хороши.

Несмотря на ветер, низкую облачность и долгий, пожалуй что напрасный моцион, настроение у него было ровное. Это потому что желудок был полный. Чем больше корзина с пирожками и фаянсовая фляжка с сидром, тем сильнее боевой дух. Очень даже мудро сделали, что заехали на рынок.

– Мерси, мой друг, – Буров взял, не глядя, пирожок, надкусил, в задумчивости стал жевать. – М-да, вкусно. Весьма. Вот такие, блин, пирожки с котятами…

Дело было вовсе не в пирожках и не в котятах. Вот уже часа два они прогуливались вблизи аббатства, любовались на высокие стены, на массивные, тараном не возьмешь, ворота, на все эти врезающиеся в небо шпили, розетки, купола. Построено было добротно, на века, из бутового, не знающего износу камня. Братия была многочисленна, сторожевые псы натасканы. В общем, не обитель веры – головная боль, фортеция, которую в лоб не возьмешь. Наконец, когда корзинка опустела и весь сидр был благополучно выпит, а из-за туч выглянуло солнце, Буров тоже просиял и повернулся к шевалье.

– Эврика. Поехали, мой друг, вы, должно быть, уже изрядно надышались воздухом.

Лезть в аббатство Сен-Жермен де Пре он надумал через печную трубу.

– Поехали, поехали, – обрадовался шевалье. – А то зрелище всего этого великолепия действует на психику не лучшим образом. Сразу остро ощущаешь свое несовершенство, вспоминаешь с трепетом о вечности, очень хочешь совершить какую-нибудь глупость. Ну, скажем, поделиться от щедрот своих с голодным и холодным церковным нищим. Естественно, в меру скромных сил и ограниченных возможностей. Милостыня от всего сердца… Это ведь так по-христиански, а, князь?

Однако облагодетельствовать по-христиански своих братьев во Христе шевалье не пришлось. Бернар не дал. Он уже успел обчистить до нитки всех окрестных нищих, отбил все внутренности их патрону, плечистому бандиту, и сейчас, устроившись на козлах, с увлечением считал добытое. Судя по количеству су <Мелкая монета, одна двадцатая ливра.>, лиардов и даже ливров, дела у здешних попрошаек шли совсем неплохо.

– Помяните мое слово, князь, когда-нибудь он привезет нас прямо в ад, – шевалье вздохнул, открыл дверь экипажа. – Ну а пока нам куда?

– Вооружаться. Кто хочет мира, тот готовится к войне, – Буров выбросил руку вперед и согнул указательный палец, будто надавил на спуск, и вдруг завел фальшиво, по-русски, непонятное: – Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути… – Тут же он виновато хмыкнул, потупился и перешел на французский: – Но вначале, мой друг, нам нужно купить веревку. Подлиннее и потолще.

Не одну только веревку. В сонмище лавчонок, что на рынке близ ратуши, Буров приобрел еще кое-какой инструментарий, купил крепкий, о четырех лапах, якорь, разжился фонарем с зеркальным отражателем, достал сутану с капюшоном, какие в моде у монахов. Выбирал вдумчиво, не торопясь, со знанием дела. Как постелешь – так и поспишь.

А вокруг, поражая звуками, энергией и фантасмагорией запахов, кипела парижская жизнь.

– Вафли! Пирожки! Пышки! – кричал пирожник, расхваливая свой товар. – Булочки – как женская задница! Такие же горячие, мягкие, пышные!

– Прочь печаль и прочь тоска, вот отличная треска! – белугой завывала торговка рыбой, приплясывала и хватала покупателей за рукава. – К постным дням берите, счастье мне дарите!