Формула власти. Новая эпоха - Анастасия Поклад

всякого бездельника, который попадался ей на глаза. Дружное обожание воспитанников немного смягчало нрав тщеславной обды, но былой радости чужое восхищение ей уже не приносило. Из опасного приключения и средства прославиться власть постепенно превратилась в тяжелую рутинную работу, напоминавшую о себе в любое время суток. Клима не помнила, когда в последний раз спала больше шести часов и проводила время не в совещаниях и не в разборе документов.

На шестой день после пропажи последней группы разведчиков Гера отправился к Теньке. Колдун теперь занимал весь институтский чердак, где когда-то хозяйничал сам Гера. Чем он там занимается, было известно лишь обде и паре-тройке особо доверенных. Временами с чердака загадочно попахивало, побулькивало и покудахтывало. Каждый день заботливая Лернэ по лесенке таскала брату еду и говорила, что Тенечка занят, а еще очень грустит.

Тенька и правда пребывал в меланхолии. С первого взгляда это трудно было понять, но Гера успел хорошо изучить друга и теперь видел то, чего могли не замечать другие: меньше веселых искорок в глазах и нездоровые тени под ними, вихры торчат больше обычного. А еще в глаза бросался чудовищный беспорядок, от которого за последний месяц Гера успел отвыкнуть.

— С Айлашей ты так и не помирился.

— Ага, — сокрушенно подтвердил Тенька. — Обиделась на меня, как пень. В зеркало не заглядывает и не разговаривает.

— С другими девушками тебя это не волновало, — напомнил Гера.

— То другие, а то — она! — вздохнул колдун, и друг понял, что влюблен тот по-прежнему и не на шутку. — Чего пришел-то? Лерка наболтала, будто я тут реву в три ручья, и ты утешать рванулся?

— Нет, — покачал головой Гера. — Тенька, вот скажи, твои доски — совсем как сильфийские?

Оба посмотрели на ряд свежевыпиленных досок у стены, еще не крашеных, но уже снабженных креплениями. Тенька признался:

— Не совсем. Они больше похожи на ту, которую я несколько лет назад заставил летать для Климиной контрольной. Наша многомудрая обда уже поворчала из-за того, что летчиков придется переучивать.

— Клима была здесь? И летала на новой доске?

— Была, конечно, — пожал плечами Тенька. — Она через день забегает. А летала… так, по чердаку, неинтересненько. Большие испытания запланированы на середину осени, тут еще надо придумать, чем окрашивать корпус, чтобы древесина не гнила от времени.

— То есть, — продолжал Гера возникшую у него и все больше подтверждающуюся мысль, — доски уже на ходу?

— Теоретически да. Но на практике…

— А воды они боятся?

— Чего? — удивился Тенька. — А, ты о том, что сильфийские сбоят под морями и большими озерами? Не знаю. Говорю же, испытаний пока не было. Хотя, теоретически не должны. Устройство тамошних вербальных привязок…

Но дальше Гера его не слушал.

— Одолжи мне одну из своих досок. Хочу испытать ее лично.

— Врешь, — без раздумий сообщил Тенька, глядя другу в глаза.

Гера почувствовал, что краснеет.

— Не совсем вру. Это секретное дело для пользы отечества.

— Снова врешь, — ухмыльнулся колдун. — Вернее, пытаешься недоговаривать. Но до Климы тебе далеко.

— Ладно, — сдался Гера. — Пообещай, что дашь мне доску, если я честно расскажу, зачем.

Тенька догадливо прищурился, явно проглядывая помыслы Геры насквозь.

— Ты чего-то затеял, — в минуты обращения к дару его голос становился монотонным, а фразы короткими. — Чего-то опасное. Ты боишься, что тебя не пустят. Ты понимаешь, что сам бы себя не пустил. Тебе кажется, никто, кроме тебя, этого не сделает, — Тенька сморгнул и нормальным голосом осведомился: — Так что за очередное интересненькое геройство ты задумал? Пока не расскажешь, о доске и не мечтай!

Гера понял, что хитрости не вышло, а Тенька, при всей безалаберности, не тот человек, который без вопросов выдает товарищу ценный инвентарь для опасных дел.

Он растер пальцами виски, сел на какой-то мешок и принялся каяться:

— Три группы разведчиков не вернулись. Почти месяц прошел, а мы до сих пор не знаем, что на том берегу. Колдуны не могут заморозить целую реку, а сама Принамка не замерзает на зиму. Клима злится, войско хочет действия, а я, главнокомандующий, не могу сделать ничего, кроме как послать людей в неизвестность на верную смерть.

— И ты решил послаться сам, — с иронией подхватил Тенька.

— Мне кажется, причина в том, что плоты с разведчиками обнаруживали, — продолжил Гера. — А на досках над рекой они улететь не смогли. Ты сам сказал, что твои доски могут летать где угодно и при любом ветре. Если у меня будет такая, я смогу обойти орденцев на реке и в небе. Ведь я был одним из лучших летчиков Института, хотя и не имею сильфийских корней. Туда я отправлюсь на плоту, а чуть что — пересяду на доску. На кону исход переправы! Тенька, ты должен меня понять.

— Да уж понимаю, — согласился Тенька. — Клима, конечно, не знает? Эх, а еще выговаривал ей за Фирондо! Ну, высшие силы с ней, наша дорогая обда сейчас такая занятая и расстроенная, что ей будет лучше узнать про наши похождения после, а не до. Когда плывем?

— «Наши»? «Плывем»?! Тенька, я не возьму тебя с собой!

— Почему это? Доска моя, неиспытанная, и если в полете чего-нибудь интересненькое засбоит, только я смогу ее починить.

Гера поднялся с мешка.

— Во-первых, в отличие от меня, ты незаменим. И не спорь, будто у тебя уже появились ученики! Они вдесятером делают меньше, чем ты один. Во-вторых, посмотри на себя, бледная дохлятина: ты упадешь в обморок посреди реки, и я не буду знать, что с тобой делать. Сударыня Налина сказала, что от той молнии ты еще долго не оправишься, особенно при твоем образе жизни. И в-третьих, ты не умеешь вести себя тихо во время разведки. То сопишь и топаешь, то сморкаться начнешь, то заговоришь в полный голос…

— То есть, — невозмутимо перебил Тенька, продолжая смотреть ему в глаза, — если я пообещаю не сморкаться во время разведки, мы договоримся?

* * *

Вечером разыгралась непогода, но к темноте улеглась, оставив лишь легкое марево холодной мороси. Кусты красной сирени в институтском саду неслышно качали отяжелевшими от влаги ветвями. В теплых спальнях за витражными окнами перешептывались перед сном воспитанники.

По традиции Институт засыпал рано, и когда в коридорах затихли шаги и голоса, Гера вышел из своей комнаты и поспешил на чердак. На нем были изрядно заношенные форменные штаны, успевшие поменять горчично-желтый цвет на неопределенный, и летная куртка, позаимствованная из штата вещей наставников, потому что все куртки воспитанников, к удивлению Геры, оказались слишком узки в плечах. Громоздкого оружия вроде меча или ортоны он брать не