(не) Признанная фениксом - Яна Борисова

всех окон, он ослеплял, размывая всё вокруг. Мебель, рисунок на обоях, ковёр на полу — всё будто было покрыто поддёргивающейся рябью. Но меня это не пугало: я точно знала, где что стоит, и как оно выглядит, и, протяни я руку вон к тому креслу, обязательно нащупаю на деревянном подлокотнике небольшую вмятину, которая образовалась там по моей вине: я уронила на него утюг, когда спешила на первое в своей жизни свидание. Брат тогда долго замазывал эту вмятину воском, стараясь скрыть последствие моей неуклюжести, иначе сидеть бы мне тогда дома, а не гулять по парку с Лёшкой из параллельного класса.

Сейчас я стояла посреди комнаты и постоянно оглядывалась по сторонам в ожидании, что вот — вот из соседней комнаты выйдет мама и, как когда — то, улыбнувшись одними глазами, предложит попить чая с её любимой халвой, которую я никогда не любила, но ради неё сейчас бы съела и тонну.

Я всё стаяла и ждала, но ничего не происходило: лишь яркие лучи, ослепляя меня, всё так же дарили тепло.

Приоткрыв чуть глаза, поняла, что свет тот лился из окна, за которым уже давно наступило утро, а тепло исходит от крепко обнимающего меня, спящую, мужа.

Странно, но мне нравилось происходящее между нами всё больше и больше: похоже, я почти стала верить в эту их истинность.

Кто бы мог подумать, что этот мужчина, казавшийся мне камнем, окутанным ледяной коркой, может быть настолько нежным и обжигающе страстным одновременно! Даже сейчас, когда он спит, я чувствую его внутренний огонь.

Я так и не обдумала произошедшее как следует: мне просто не давали это сделать. Возможно, оно и правильно: начни я копаться в случившемся сразу, обязательно нашла бы миллион причин, почему не стоит этому продолжаться.

Сейчас же, когда я «переспала» с этим, даже не хочу искать оправдание, которое могло бы объяснить мою легкомысленность. Почему — то крепкие объятия и щекочущее равномерное дыхание в затылок говорят мне, что так и должно быть. Я всё — таки его супруга и, если рассуждать с этой стороны, то ничего предосудительного не сделала, а тот факт, что теперь я ещё и бессмертна, вообще радовал. Это же надо, столько времени показывать «дулю» смертушке и всё же постоянно бояться всего и вся. Эх, расстроилась, наверное, подруга, что не получилось меня подкосить.

От этой мысли я удовлетворённо зажмурилась: захотелось даже хихикнуть довольно, но повторившийся, то ли стук, то ли поскрёбывание в дверь заставили сдержаться. Хотела было попробовать вынырнуть из крепких объятий мужа, но Орм меня опередил ― сам встал. От внезапного ощущения свободы тело тут же покрылось мурашками. Оказывается, в комнате не так уж и тепло.

Я ощутила тяжесть тёплого покрывала, накрывшего меня почти сразу, а в тот момент, когда Орм встал, пришло новое ощущение защиты и желание ещё немного поваляться. Поэтому не стала показывать, что тоже проснулась — так и осталась лежать спиной к происходящему.

Гостем оказался Морин: его голос я узнала сразу, несмотря на то, что говорил он полушёпотом и слова его были еле различимы.

Кажется, ему срочно нужно было показать что — то Орму, но вот что, я не расслышала. Зато по постоянным вздохам поняла, что он очень возбуждён.

― Сейчас приду, ― также едва слышно ответил ему феникс и закрыл дверь, но тут же её вновь раскрыл. ― И, Мор, Ри позавтракать нужно.

«Ну надо же, а кое — кто не так уж и неисправим», ― улыбнулась услышанному, но так и не обнаружила своё пробуждение. Стало интересно: разбудит ли меня Орм.

Снова закрыв дверь, феникс поспешил в купальню, вышел оттуда быстро и, подойдя к кровати, ненадолго замер.

― Охраняй моё сокровище, ― вдруг прошептал у самого моего лица, после чуть коснулся губами лба.

В области шеи тут же защекотало: цепкие коготки прочертили дорожку к плечу, ища удобное место, уже зная мою ящерку, конечно же, для продолжения сна. Это существо искало тёплое местечко, где бы ей прикорнуть, как только появлялась такая возможность.

― Я ненадолго, дождись меня, — всё также шепотом проговорил феникс теперь у самого моего уха, давая понять, что знает о том, что я не сплю.

Притворяться больше не стала: приоткрыла сначала один глаз, а затем и второй, щурясь при этом от яркого солнечного света, льющегося из окна.

Орм улыбался, глядя на меня улыбкой мальчишки, обнажая небольшую ямочку на правой щеке.

― Надеюсь, это не из — за моего растрёпанного вида ты улыбаешься, словно кот, наевшийся сметаны, ― пробурчала, прячась под одеяло.

― А ты язва по утрам, ― с усмешкой прозвучало в ответ, ― Поверь, ты прекрасна и, если бы не это покрывало, прячущее тебя от меня, а за дверью не сопел бы Мор, я бы тебе это доказал, ― соблазнительно промурлыкал мирэ, ― А, может, ну его: пускай подождёт?

― Иди уже: пожалей бедолагу, он со вчерашнего вечера скребётся в эту дверь, ― улыбнулась порыву мужа вновь оставить без внимания такую настойчивость смотрителя этого храма.

― Жестокая.

— Это я жестокая? Тебя ждут ― мучитель, скинув покрывало с головы, как можно серьёзнее посмотрела на мужа и указала на дверь пальцем. Но удержать серьёзный вид не смогла ― прыснула смехом, глядя на жадно замершие на моём оголённом плече огненные глаза.

― Жестокая, ― вновь повторил феникс уже с хрипотцой, но всё с той же улыбкой. ― И, если Мор преувеличивает и там не всё так серьёзно, как он говорит, клянусь, он узнает, насколько я могу быть жестоким.

Озорно подмигнув, Орм быстрым шагом направился к двери.

― Клянусь, ― повторил, открывая дверь и бросая на меня последний, опаляющий взгляд.

Ну надо же, всё — таки ушёл. Я до последнего думала, что останется или всё же предложит пойти вместе. Но нет, на этот раз мне позволили остаться наедине с собой.

Недолго думая, я вскочила с кровати, не забыв перенести на подушку малышку, которая на это недовольно фыркнула.

― Да ладно тебе ворчать! Ты со вчерашнего дня дрыхнешь у тёплого камушка.

В ответ на меня шикнули и показали язык.

― Осуждаешь меня? Думаешь, зря я так легко доверилась ему? ― всерьёз задала вопрос, глядя на ящерку, параллельно накидывая на себя одежду.

Маленькая головка отклонилась вправо, а передние лапки пару раза потоптались на месте.

Не совсем поняла, что это значит, но, судя по её заинтересованной мордашке, порицать меня не собирались.

― Сама