Трудно быть феей. Адская крёстная - Ея Россо

Домовой все также ничком на ковре лежал, не шевелился. А вот Ягиня сидела, тяжело привалившись к креслу, с которого мышь недавно свалился. Не раздумывая, кинулся Сириус к царевне, рухнул перед ней на колени, осторожно за руку взял, и только услышав, как жилка бьётся по кожей, выдохнул, дышать начал.

Глубоко опечаленный Ждан опустился на пол рядом с Бабаем Кузьмичём, едва слёзы сдерживая. Пока волк с ведуньей возился, царь решил друга старинного на спину перевернуть: негоже отцу названному, соратнику верному, хранителю дворцовых тайн и порядка лицом вниз лежать. Не достойно.

Государь на ноги поднялся, наклонился, одной рукой за плечо домового прихватил, дугой за пояс взялся и чуть не рухнул на кряжистое тело когда «труп» Кузьмича закашлялся, закряхтел, заворочался на полу.

— Кузьмич! Родненький! — обрадовался Ждан и стал помогать на ноги подниматься, но от радости только мешал больше.

В конце концов хранитель с трудом великим, но сумел перевернуться и рядом с Ягиней уселся, на кресло облокотившись. Сама же ведунья к тому моменту в себя почти пришла и, полулёжа на груди волчьей, чему-то светло улыбалась. Сириус же, придерживая царевну, дышать боялся, чтобы счастье своё не спугнуть. Лишь изредка глаза прикрывал и вдыхал тонкий аромат трав лесных, коими волосы девичьи пахли.

— Х-р-зыр-ло-мы-кра-и-и-х-р-ры! — раздалось в комнате. — З-р-к-о-ра-и-ы-и-ы! — в голосе домового прорезались сердитые нотки.

Царевна встрепенулась и встревожено приподнялась, вглядываясь в лиц Бабая Кузьмича.

— Что, миленкий? Что?

— Хы-р — р-р-ы-ы-ы! Украли! — громко рявкнул Кузьмич на весь кабинет и захохотал облегченно: показалось старому, что речь у него пропала — вместе с мышиным писком ушла.

— Жив-здоров! И речь вернулась! — радостно вымолвила Ягиня, на секунду малую к волку вновь прижимаясь.

Затем девушка решительно поднялась, велев домового в кресло усадить. Осмотрела его со спины, довольно хмыкнула. Только теперь мужчины заметили: ни платка, ни иглы, ни крови чёрной в руках у спасительницы не наблюдалось. Спрашивать, куда вещи делись, не стали, решив захочет царевна — сама расскажет, что тут без них творилось.

Сириус подтащил стул со спинкой поближе к Ягине. Ждан воды домовому принёс. Кузьмич зубами о край стакана клацнул, смутился от собственной неловкости: пальцы как-то удивительно быстро отвыкли от к человеческих размеров и не хотели восстанавливаться. Но гордый хранитель отказался от помощи и теперь, держа кружку обеими руками, медленно пил. Трое спасателей деликатно отвернулись, чтобы не смущать Бабая Кузьмича. И обернулись одновременно, когда услышали хриплое:

— Это мы с коргорушей зеркало умыкнули-то. У нас оно, Ягиня Берендеевна.

Ответить Яга не успела. Во дворе завыло, засвистало, заскрежетало. Вихрь снежный в окна ударил, створки ставен с корнями из стен вырывая. Бешено мельтешащие снежинки завертелись еще сильнее, в образ складываясь. Белый женский лик с пустыми глазницами завис над дворцом. Темные провалы очей, без зрачков и радужки, обвели людей равнодушным взглядом, дрогнули уста белые и молвило чудовище.

— Верни моё!

В тот же миг Ягиня исчезла из комнаты, а стены содрогнулись от удара сильного.

У всех живых сердца одновременно оборвались в груди и в пятки рухнули. В ушах кровь застучала, вторя ритму неведанному. Детишки малые попадали, за головы хватаясь. У девиц и женщин постарше руда носом пошла. У мужиков всех возрастов из ушей закапала.

Бабай Кузьмич застонал и на бок завалился, зажимая ладонями виски. Волк завыл утробно, зубами заскрежетал, бешено глазами по комнате шаря в поисках Ягини. Ждан, губу закусив, пытался домовому помочь.

— Фе-е-дьма-а-а-а, — похрипел хранитель и потерял сознание.

В тот же час Сириус волком обернулся и помчался из кабинета царского в опочивальню Ждановскую. Царь один остался, не зная, что делать, куда бежать кому помогать. Потом вспомнил: в шкафчике соли нюхательные дамские лежат на всякий случай пожарный. Мало ли кому поплохеть может от нагоняя государева. Вот и пригодились.

Вой не прекращался. Голос звенящий равнодушно вещал всё тоже самое. Ждан с трудом преодолел путь туда и обратно, но-таки добыл соль и сунул её под нос хранителю. Домовой захрипел, головой замотал, глаза разлепил. Признал царя-батюшку и, боль превозмогая, просипел:

— Сердце… бог… Царица… Вернуть…

И сколько бы Ждан не тыкал под нос флакончик розовый, Кузьмич больше в себя так и не пришёл. Царь злился от бессилия и выбора непростого: с одной стороны — как бросить друга старого в таком состояние? С другой — Ягиня исчезла, волк умчался на поиски. Инстинкты Ждана вопили: бежать надобно в опочивальню, не зря, ох, не зря морда страшная за окном нудила.

Сунув еще разок баночку в усы бабаевские и не добившись результата, Ждан, решившись, сорвался с места и побежал в спальню свою, на всякий случай на ходу меч со стены сорвав. В комнату царь ворвался, готовый в капусту покрушить всех врагов, и едва успел затормозить перед волчьим задом. Отступил назад и огляделся.

Феврония в коконе золотом все также в дальнем углу находилась. Прикрывая её, коргоруша в размерах увеличился, когти железные выпустил хвост воинственно задрал, и ушами нервно дёргал. К плененной ведьме не подобраться без боя смертного.

Сириус, оскалившись, глаз не сводил с Ягини. Ведунья стояла, оцепенев, раскинув руки в стороны, в центре разгромленной спальни. Из её ладоней вырывались плети зелёные, живые, формируя круг, в котором застыла бледная… Зинаида, с трудом удерживая в пальцах дрожащих сердце чужое пульсирующее, с оборванными нитями.