Аттестат зрелости - Сергей Борисович Рюмин

Уже возвели внутренние стены, положили потолочные балки, вставили новые окна.

— Здесь будет кухня, печь поставим, — сообщил Василий Макарович. — Голландку. Здесь две комнаты. Хочешь зал, хочешь спальня. Сам потом определишься.

— Крыша высокая, — продолжал он. — Мансарду жилую сделаем. Отделку начнем, как снег сойдет. Внутри дома всё вагонкой отделаем, покрасим олифой. Потом, если захочешь, можно лаком покрыть.

Я показал кулак с большим пальцем вверх:

— Красота!

Василий Макарович довольно улыбнулся. Мы вышли на улицу.

— Баню пойдешь смотреть? — спросил он.

— Пошли!

Баня вышла просто загляденье. Только вроде как планировка-то другая была?

— Вход пришлось делать с другой стороны, — сказал Селифан. — А то пришлось бы заходить сразу в парную. Парную из кухни сделали, печка там стояла. Её разобрали, на старом фундаменте выложили другую. А из горницы сделали гостевую и помывочную.

— Главное, до холодов отделать успели, — кивнул лесник. — Мужики постарались.

— Отлично! — подтвердил я. Действительно, баню даже успели отделать липовой вагонкой, а на печке выложить каменку.

— Что, уже можно париться?

— А то! — улыбаясь остроконечными зубами, подтвердил Селифан. — Тем более, что у тебя есть, кому по спине веником постучать.

— Ладно, пойдем, — довольно сказал я. — Денег-то хватает?

— Хватает, — подтвердил Василий Макарович. — По весне еще сад почистим, старые деревья да кусты всякие выкорчуем.

— Дубки посадим, — добавил я. — Ваши дубки тоже хорошо принялись. Уже проросли, к апрелю надо будет высаживать.

— К апрелю? — удивился Селифан. — К апрелю снег не сойдёт!

— Я их морозоустойчивым заклинанием усилю, — успокоил я. — И вообще, с Еремееичем надо поговорить, обсудить этот вопрос. Может, по соседству действительно заповедную рощу посадить?

— Лесной хозяин счастлив будет, — ответил Селифан.

Альбина всё еще сидела у Цветаны. Мы подошли к дому. Селифан с лесником переглянулись.

— Я к ней не пойду! — заявил Василий Макарович. — Ну её к водяному!

Оборотень засмеялся. А вот он, похоже, он сдружился со старой ведьмой, несмотря на прежние разногласия. Хотя, какие разногласия? Военные действия! Ведьма извести его хотела! Чудом спасли перевёртыша.

— Твоя подружка, ты и иди! — Селифан шутливо подтолкнул меня в спину к калитке. Я пошел. Прошел по вычищенному от снега двору, взошел на крыльцо, постучал в дверь. Мне не ответили. Я открыл.

В сенях света, разумеется, не было. Я пошарил рукой по стене, нащупывая выключатель. Не нашел ни с одной, ни с другой стороны. Ладно. Взглянул вокруг магическим зрением. В сенях на полках, сколоченных еще при царе Горохе, стояли всякие горшки, кастрюли, ведра. На стене висели пучки трав, ремешки, мотки веревок. В общем, всё, что я у себя бы дома давно выкинул или сжёг.

Я шагнул к двери, ведущей в избу. Была еще одна — напротив. Она вела, скорее всего, на задний двор или в сарай, или в огород.

Потянул ручку на себя. На меня пахнуло теплом.

В деревнях в избах роль прихожих выполняла пристройка — сени. Дверь из сеней вела на кухню, служившую одновременно столовой. Кроме кухни в стандартной избе-пятистенке была еще комната — горница.

В нашей деревне бабка с дедом жила в таком же доме. Только горница была поделена на две комнаты, а к сеням пристроена еще холодная терраска, в которой я жил летом.

Цветана с Альбиной сидели на кухне за столом и пили ароматный чай. Я демонстративно повёл носом:

— Вкусно! А для меня найдётся кружка?

Цветана вскочила, засуетилась, приговаривая:

— А как же! Как же! Гость в дом, счастье в дом!

Налила мне в железную кружку настой из эмалированной кастрюльки:

— Садись за стол, Антон! Пей на здоровье!

В чае присутствовал зверобой, мята, тысячелистник и еще что-то, что конкретно, я разобрать не смог.

— Абрус молитвенный, волчье лыко и белена! — словно угадала мои мысли бабка и засмеялась неожиданно звонким заливистым смехом.

— Что? — не понял я. Волчье лыко и белена вроде относились к ядовитым растениям. На всякий случай я пустил в чай импульс «живой» силы.

— Да пей, пей! — улыбнулась Альбина. — Травяной сбор. Силу восстанавливает. Бабушка шутит.

Цветана села за стол. Я отхлебнул глоток, другой. «Чай» оказался совсем не чай, а действительно каким-то взваром, причем без сахара. Но, тем не менее, мне понравился. И реально бодрил не хуже кофе.

— Девочку в Кутятино лечил? — утверждающе сказала бабка. Выглядела, честно говоря, она далеко не бабкой. Пожилой женщиной под 60, ну, может быть, чуть постарше.

— Лечил, — согласился я и буркнул. — Взяла б да сама полечила.

— От лихоманки я бы её вылечила, — пожала плечами Цветана, — а вот с грудной жабой мне не совладать. Здесь чародейство нужно, а не ведовство.

— Ехать пора! — сказал я, допивая взвар. — Приятно было увидеться.

Цветана кивнула, протянула мне мешочек грамм под 200:

— Возьми! Будешь заваривать после чародейства. Он силу возвертает почище чая твоего!

— Благодарствую! — я кивнул и поднялся. — Поехали, Алька!

Уже у двери я поинтересовался у бабки:

— Возьмешь Альбину в ученицы-то?

Цветана широко улыбнулась, демонстрируя ровные белые зубы:

— Конечно! Зачем спрашиваешь?

— Антон! — меня толкнула в плечо Альбина. — Мы обо всём договорились! Я тебе по дороге расскажу.

— Ну, ладно!

Бабка пошла провожать нас на улицу. Неожиданно, стоя на крыльце, она вдруг в пояс поклонилась мне:

— Благодарю тебя, отрок, что помог мне! И со здоровьем-молодостью, и с ученицей, и в грех убийства не дал впасть.

Я буквально оторопел, открыл рот, не зная, что ответить. Потом, запинаясь, выдал:

— Какие наши годы! Сочтемся…

Селифан нас проводил до «разбойничьей тропы», как обозвал дорогу, по которой мы приехали в Кочары. При этом объяснять свои слова отказался.

В Кутятино мы с Альбиной пересели на «волгу». Лесник с нами не поехал. Только пожал руку, обнял и шепотом поблагодарил. А вот директор лесхоза товарищ Мамаев благодарил долго. Сжал руку и не отпускал её минуты три, рассказывая, какой я, оказывается хороший и отзывчивый человек, и прочее, и прочее, и прочее… В конце, с подозрением оглянувшись по сторонам, спросил, когда можно будет прислать за мной машину — жену полечить.

— Договоримся, Димитрий Иванович, — туманно ответил я. — Василий