Рыжая Соня и ловцы душ - Энтони Варенберг

И час этой схватки был близок.

Тогда понадобятся все силы, вся мощь огромной армии; и на счету будет каждый человек, каждый конь, меч и лук, а все предыдущие битвы покажутся просто легкой разминкой перед столь решающим сражением. Кейнкорт был достаточно умен, чтобы верно оценивать врага. Он никогда не позволял славе вскружить себе голову настолько, чтобы впасть в спесивую беспечность и раньше времени почувствовать себя властелином мира, очень хорошо зная разницу между гордостью и спесью, истинным мужеством и бахвальством, любованием собой.

Не это ли было причиной его смутной тревоги? Непредсказуемость исхода битвы с пиктами? В глубине души Кейнкорт знал, что нет. Такой лежащий на поверхности ответ был бы слишком простым.

Возможно, будь с ним рядом Йонджун, ему было бы проще. Жрец понимал Кейнкорта иногда лучше, чем он сам. Но старик остался в храме. Слишком далеко, чтобы к нему можно было обратиться за советом и помощью, в которой Вождь сейчас так нуждался.

Чтобы отогнать тревогу, Кейнкорт решил сам пройтись по лагерю, проверить внутренние и внешние дозоры.

Все было тихо* Кейнкорт перекинулся несколькими словами с молодым воином, недавно прибывшим из Гиркании и еще не принимавшим участия ни в одном сражении, а потому горевшим желанием испытать себя в на- стоящем деле. Юнец смотрел на Вождя как на бога.

— Ты не боишься темноты? — спросил Кейн-корт, опускаясь на корточки возле костра и с наслаждением поднося руки к огню — ночь была достаточно холодной.

— Я ничего не боюсь, о великий!

О, эта самоуверенность юности. Ничего не бояться может только тот, кто ни разу не смотрел в лицо смерти.

— Это хорошо. Подозрительного ничего не заметил? — Кейнкорт поднял голову.

— Нет. Все спокойно.

— Слишком спокойно, да? — Вождь уловил плохо скрытые нотки разочарования в голосе собеседника.— Не спеши. Твой час еще настанет, поверь. Всему свой срок... Как тебя назвал твой отец?

— Ансар, о великий.

Вождь кивнул. Он, раз услышав, запоминал имена большинства своих людей и никогда не задавал подобного вопроса дважды.

— Ансар. «Бегущий Первым». Ко многому обязывает. Ты ведь еще не успел обзавестись женой и родить сына?

— Н-нет.

Вопрос был задан не зря. Кейнкорт требовал, чтобы воинами становились только те, кто уже продолжил свой род. Юноша знал, что нарушил закон, но солгать не осмелился.

— Если ты умрешь, кто останется вместо тебя? — сурово продолжил Вождь.— Кто поднимет меч, выпавший из твоей руки? На ком успокоится сердце твоей матери, потерявшей сына, чей образ не воплотится в его детях? Ты думал об этом, когда сбежал из дома и переплывал Вилайет в трюме корабля? Ответь мне, Бегущий Первым.

— Не отправляй меня назад,— взмолился Ансар.— Я... не в трюме... Я нанялся матросом на тот корабль... Я только хочу служить Гиркании! Как ты!

— Как я... Ладно. Но если я увижу тебя лезущим под офирские стрелы, берегись. Больше твоей ноги в Орде не будет.

Он подумал о том, что следует еще раз собрать всех сотников и ужесточить наказание за то, что допускают в свои ряды недостаточно хорошо проверенных людей. В случае с Ансаром и проверять-то было нечего — и так видно, что перед тобой дитя, а не воин; и тем не менее он здесь.

— Выберешь себе женщину после боя. И сделаешь ей сына,— произнес Вождь.— Приведешь ко мне спустя две луны. Она отправится назад в Гирканию вместо тебя и будет жить в доме твоих родителей, пока не разрешится от бремени. Ты все понял?

— У меня невеста в...

— Это приказ,— оборвал его Кейнкорт.— Никто — даже я — не может поручиться за то, что ты встретишься со своей невестой.

Он поднялся. Скоро рассвет. Необходимо хоть немного поспать, чтобы вернуть себе бодрость

— А пока;-- добавил Вождь,— ты будешь находиться рядом со мной от рассвета до заката. Постоянно. Будешь служить лично мне. Когда кончится время твоего дозора, явишься к моему шатру.

Глаза Ансара вспыхнули от восторга. Как?! Вождь, сам Вождь приближает его к себе?! Невозможно поверить...

— Напрасно радуешься,— сказал Кейнкорт.— Это будет потруднее, чем идти в бой. Бегущий Первым.

...Он вошел в шатер и вытянулся на волчьей шкуре, служившей ему постелью. Подобная простота не смущала Кейнкорта. Здесь лагерь Орды, а не дворец. Иные воины и того не имеют. В каждом шатре по половине десятка. И согревают их не шкуры, а тела и дыхание друг друга. Его же единственная привилегия — возможность уединения. Самая благословенная из привилегий.

Он смежил веки. Но не успел задремать, как возбужденные возгласы снаружи заставили его одним прыжком вскочить на ноги. Кейнкорт собрался тут же покинуть шатер, но давешний мальчишка-дозорный уже стоял перед Вождем, тяжело дыша.

— Там... люди, два человека... Пытались проникнуть в лагерь! Внешний дозор их задержал.

— Допросили? — сдвинул брови Кейнкорт.— Или что, я сам это должен сделать?!

— Они из Ианты. И одна из них — женщина. Она говорит, что хочет видеть тебя.

Женщина из Ианты. Что за нелепость?!

— А второй?

— Второй — мужчина. Ее... оруженосец и телохранитель.

— Знатная, видно, особа пожаловала. Что ей нужно?

— Она сказала, будет говорить только с тобой.

— Приведи. Интересно послушать.

— Обоих?

— Одну,— раздраженно уточнил Кейнкорт.

Идиоты кругом. Допрашивать сразу двоих — что может быть глупее?! Вместе будут врать куда более складно, чем поодиночке. И что еще за оруженосец может быть у женщины?

Она вошла...

И прежде, чем Кейнкорт увидел ее лицо, он уже знал, кто перед ним. А когда она рывком откинула капюшон плаща, мальчик Эйдан — его, Кейнкорта, губами! — выдохнул:

— Соня...

* * *

О боги! Образ, который столько лет жил в ее сердце, был образом тринадцатилетнего мальчика. А сейчас перед нею стоял мужчина, сильный, властный, красивый, выше ее на две головы, с чеканными чертами сурового лица и глубоко посаженными глазами. От того Эйдана, которого она знала, ничего не осталось. Тогда он был так похож на Келемета. Теперь — нет. И если бы не первое слово, произнесенное им, она могла бы усомниться — да тот ли человек перед нею?!

Невозможно, чтобы Эйдан так смотрел на нее. От подобного взора горный водопад мог бы мгновенно обратиться в лед.

— Эйдан,— все-таки сказала Соня, делая шаг к нему,— я пришла.

Его губы искривились в подобии усмешки, а одна бровь слегка приподнялась.

— Зачем? — спросил этот чужак.— И кто такой Эйдан?

Он, однако, жестом показал своим людям, чтобы те удалились и оставили их вдвоем.