Нелюбимый муж. Вынужденный брак для попаданки - Кира Райт

Я замер, с ужасом глядя ей в лицо и ожидая, что убил её. Но делать что-то было поздно. Время я возвращать обратно не умел. А забрать ту магию, которая уже вырвалась, было невозможно. И если я уже успел ей навредить, то этого даже лекарь не исправит…

Вот только неожиданно Аня сделала облегчённый глубокий вдох, словно бы вдохнула свежего воздуха, и широко распахнула глаза. Которые больше не казались мутными.

— Не больно… Что ты сделал? — спросила, а я ошарашенно посмотрел на свои ладони.

Я могу облегчать боль? Но признаваться ей в этом, что понятия не имею, что сделал — не стал. Она и так у меня впечатлительная. А если ещё решит, что я ребёнку навредил… Что-то мне подсказывало, что в этом случае моя тихая Аня превратится в настоящую львицу…

Со страхом коснулся её живота снова, боясь ощутить лёд под ладонью и то, что ребёнок внутри превратился в ледышку. Но нет. Аня была обычной температуры. А моя магия вновь стремилась наружу. Буквально тянулась туда, где лежали мои руки…

И если это не приносит ей вреда, наоборот, помогает, то мне было всё равно, как именно это работает. Если ей лучше — то пусть уже хоть как-то. Поэтому я вновь позволил магии вырваться из меня и впитаться в неё. Немного подождал, и разрешил ей это снова. И ещё раз.

Ровно до тех пор, пока щёчки Ани вдруг не порозовели, а дыхание не выровнялось. Она вся будто бы оживала. И если тот факт, что магия не стала вредить ей лично, я понять мог, то как ледяная разрушительная могла придавать сил моей жене — даже примерно представить не получалось.

Я сам так редко болел, что не было повода испытывать на себе. И ставить эксперимент на той, кто мне дороже собственной жизни, тоже не хотел бы. Но кажется получилось всё вполне удачно…

И вот такого я не ожидал. Считал, что моя магия смертоносная. А оказывается, может быть и наоборот!

Анина ладошка погладила вдруг мою, что лежала на её животе. И по моему позвоночнику прошлась тёплая волна. Сейчас я касался её так, как хотел раньше, но боялся. Сейчас несмотря на сложность ситуации, мы были одним целым… Семьёй…

И теперь, когда ей не было так больно и страшно, я вновь испытывал к ребёнку тёплые чувства, коря себя за те злые мысли, что появились в моей голове прежде. Сейчас я понимал, что ему там тоже пришлось несладко. А если бы Аня узнала, о чём я думал и сказал повитухе…

Кстати, о последней я вообще забыл. Поэтому даже вздрогнул, когда услышал её голос, отвлекаясь от момента единения с женой…

— А ну, Дар, теперь точно выйти надо! — вдруг ожила Глафира. — Кажется, у нас тут…

— Нет, — сжала обеими ладошками одну мою Аня, глядя на меня так, будто если я уйду, она тут же и умрёт.

— Я не уйду, — сказал ровно, не отрывая взгляд от лица своей девочки.

Увидел на нём облегчение и тут же склонился, поцеловав в лоб. А затем сел к изголовью постели, уложив её голову и плечи на себя.

— Я тебя не оставлю никогда больше, — пообещал ей горячо, нисколько не смущаясь того, что присутствую в такой интимный момент.

У нас такое не принято, конечно. Скажешь кому — не поверят или посчитают каким-то больным на голову. Но во-первых, я не собирался никому говорить. А во-вторых, мне было глубоко всё равно.

Вот она — моя женщина — хочет, чтобы я остался. И я останусь, даже если это будет нарушением всех законов страны, а не только местных традиций. Мне было плевать вообще на всё. Главное, что я ей нужен. И она в порядке. Остальное меня не волновало.

Не было и доли смущения. В конце концов она могла сейчас производить на свет и моё дитя, которое мы бы сделали вместе. И раз уж я его уже признал, то тоже имею право присутствовать.

В этот раз даже Глафира не стала ничего говорить против. Видно, ей тоже было страшно оставаться с моей хрупкой девочкой один на один в такой ситуации.

И пока я поглаживал её волосы, поправляя их, чтобы не мешались, Аня вдруг вздохнула, охнула, сжав мою руку с такой силой, которой я в ней ожидать не мог и замычала, плотно сжав губы. А следом я услышал громкий… Нет. Просто громогласный крик.

Не её. Ребёнка.

И не успел обрадоваться, как заметил то, насколько тут же побледнела повитуха. Аня бессильно прикрыла глаза, откинувшись на меня сильнее. А Глафира перевела на меня испуганный взгляд. И в глазах её стоял практически священный ужас…

Радуясь, что Аня, услышав крик младенца, расслабилась, я покашлял, привлекая внимание повитухи. Та ошарашенно моргнула и, показывая мне, чуть приподняла ребёнка… Полностью покрытого густым инеем. Настолько, что цвета кожи и не разглядеть.

Тут уже была моя очередь бледнеть и пугаться. Радовало одно — орал он совершенно по-живому. И нисколько не было похоже, что иней причиняет ему хоть малейший дискомфорт…

Глазами я указал повитухе на какую-то ткань, что валялась на постели, а затем на кроватку у стены. Надеялся, что она унесёт его сейчас, а потом уж я как-то разберусь. Но пока она заворачивала ребёнка в тряпку, Аня снова открыла глаза и потянула к свёртку обессилевшие руки.

Я громко сглотнул. И очень надеялся, что она не захочет развернуть… Вот только именно это она первым делом и сделала…

— Дар! — перевела на меня круглые возмущённые глаза. — Ты что сделал⁈

И ни капли страха в отношении меня или смущения. Напротив, она сказала это таким тоном, что у меня в груди сладко заныло. По идее, пугаться за жизнь ребёнка причин у неё сейчас не было — он продолжал орать на весь дом, всем своим видом показывая, что он живее всех живых. Но то, что она решила отчитать меня за иней… мне даже понравилось…

Поэтому я покаянно присел возле постели и прислонился лбом к её плечу, прошептав:

— Прости. Я не знал, как это работает. Хотел помочь тебе. Хорошо, что всё хорошо закончилось…

Неожиданностью стало то, что тоненькая ручка Ани в этот момент опустилась на мою голову и нежно провела по волосам. Я вскинул взгляд, встречаясь с уже ласковым её. А после перевёл глаза на красное и сморщенное нечто на её груди. Видно, ребёнок быстро оттаял.

И теперь, прикрыв его спинку покрывалом, моя