Среди проклятых стен - Лорен Блэквуд

Я уставилась на стену, которую он, казалось, рисовал. В нее был встроен камин, окруженный обоями с красно-черным узором пейсли^[1]. Над ним висел большой, испещренный дротиками и царапинами портрет белого мужчины с густой бородой песочного цвета, державшего на руках запелёнатого младенца. Мужчина выглядел грустным и немного сердитым – как будто знал, что его портрет испорчен дротиками. Мне стало жаль ребенка.

Я постучала в открытую дверь.

– Сэр?

– Кто там? – спросил он, не поднимая головы.

– Это Андр…

– Ах да. – Он убрал за ухо непослушную прядь волос на виске. – Входи.

Его голос звучал легко и непринужденно, совсем не так, как у человека, с которым я говорила вчера. Я вошла в комнату, и мистер Рочестер продолжил, не глядя на меня:

– Я должен запечатлеть объект на бумаге до того, как она заметит. Угощайтесь вишневыми пирожными и кофе.

Вишневые пирожные на завтрак? Странно, но после съеденной каши я до сих пор чувствовала голод. Я опустилась на мягкий, обтянутый тканью стул по другую сторону круглого столика, взяла пирожное и снова взглянула на стену. На портрете я видела лишь брюзгливого мужчину и ребенка, но он тем не менее сказал «она». Кого же он рисовал?

Я взглянула на рисунок и ахнула. На каминной полке стояла женщина в красной кабе^[2], богато украшенной свадебной накидке и королевской короне. Кровь стекала из ее рта, обагряя белую накидку, – только в этом месте, помимо кабы, он использовал красный карандаш. Весь остальной рисунок был выполнен в призрачных оттенках серого.

Я перевела взгляд на стену – женщины там не было – и снова вернулась к рисунку. По моей спине пробежал холодок.

– Вы видите… ее… сейчас?

– Только в своем воспоминании.

– И часто она появляется?

– Каждый день. Я зову ее Библиотекарем, потому что она обожает переставлять мои книги. – Он усмехнулся. – Злобная аккуратистка. – Он провел последнюю линию, отдалил альбом на расстояние вытянутой руки – при этом движении на его запястьях что-то резко звякнуло, – а после повернул рисунок ко мне. – Что думаешь?

– Почему у нее кровь?

– Я и сам не раз задавал ей этот вопрос. Тогда она стала оставлять мне по утрам угрожающие отрывки из книг, чтобы я читал их за завтраком, – пояснил он, махнув рукой на стол рядом с нами. – Больше я не спрашиваю.

– Я заметила, что вы не изобразили картину на своем рисунке.

– Ну да. Потому что я не рисую чудовищ.

Я помолчала. Должно быть, это портрет его отца… так ведь?

– Тогда почему бы не снять портрет?

– Это мишень. – С этими словами он поставил подпись и дату на своей работе и, спрятав ее рядом с креслом, отложил карандаш и взял пирожное. Наши взгляды встретились – на его лице мелькнула нежность, почти облегчение. Словно вся грубость и злость, которые я видела в нем, зависели от одного человеческого общения.

Но тут его глаза опустились ниже и округлились.

– Господи. У тебя огромный шрам на лице.

Мои щеки вспыхнули. Наверное, я неправильно истолковала выражение его лица, потому что зрительный контакт нисколько не изменил его поведение. «Такой же грубый, как и вчера».

– Знаешь, ты производишь ужасное первое впечатление, – продолжил он, откусывая пирожное. – Разве ты не должна была прибыть вчера?

– Я и прибыла вчера.

Он молча уставился на меня, хлопая глазами, поэтому я добавила:

– Мы разговаривали перед сном.

– Хм. Не припомню такого.

– Вы были… – «Капризным. Как ребенок». – Уставшим, сэр.

– Зови меня Магнус. Не люблю формальность титулов. Она делает нас незнакомцами, а мне не нравятся незнакомые люди в доме.

Я помолчала.

– Вы наняли меня на работу, сэр. Не думаю, что…

– Мне нравятся твои карие глаза, – вдруг сказал он с восхищением в голосе. – Наклони голову к свету.

– Наклонить голову?..

– Я хочу посмотреть отблески.

Помедлив, я немного повернула лицо к огню в надежде, что он, взглянув на мои глаза, сменит тему.

– Оттенки умбры, – пробормотал он. – Да. Как заваренный чай…

– Вы по этой причине хотели меня видеть? – спросила я, приняв прежнюю позу и решительно глядя ему в глаза.

– Судя по твоему взгляду, ты раздражена.

Он говорил так, будто был… доволен этим.

«С вами точно все в порядке?» – так и вертелось у меня на языке, но мне нужна была эта работа, а оскорблять своего работодателя – не лучший способ ее сохранить.

– Ты не замерзла? – внезапно спросил он. – Вот, держи.

Он стянул с себя свитер – цвета ржавчины, казавшийся ярким по сравнению с тем, что носили остальные обитатели дома, – и надел мне через голову. Я замерла. Мгновение сидела молча, его свитер обволакивал мое тело, а потом нерешительно продела руки в рукава. Пряжа по-прежнему хранила тепло владельца, от нее пахло одеколоном и мускатным орехом. Ощущения казались необычайно сокровенными.

Магнус, похоже, не заметил моего замешательства.

– Пегги полагалось обеспечить тебя подходящей одеждой. – Почесав голову, он обнаружил в волосах красный карандаш. Вынул его и с нежной улыбкой, будто повстречал друга, положил рядом со вторым. – Ну ладно, я позабочусь об этом.

– Спасибо, сэр.

– Привыкай уже называть меня Магнусом, или мне придется заменить тебя кем-нибудь другим. Саба! – громко позвал он, и я вздрогнула от неожиданности. – Саба, иди сюда!

Через минуту в дверях показалась женщина с бритой головой. На этот раз я заметила их с Магнусом небольшое сходство. Возможно, в скулах и разрезе глаз. Сестра? Тогда почему с ней так плохо обращаются?

– Саба, поищи для нашей гостьи что-нибудь потеплее.

Женщина зашаркала прочь, а Магнус вновь обратил свое внимание на меня.

– Итак, к делу. Давай я немного расскажу тебе о сложившейся ситуации. Моя мать вышла замуж за моего отца и навела на него Сглаз. Через три года у него хватило наглости покончить с собой, и проклятие перешло ко мне. По этой причине я был вынужден уехать из своего уютного особняка в Англии и жить в огромном леднике с горсткой надоедливых взрослых, дабы уберечь обычное население от опасности. Скоро мне исполняется двадцать один, и Эсджей считает важным очистить замок к этому времени, так как в свой день рождения мне придется взять дело отца в свои руки. Подводя итог вышесказанному, от взрослых никакого толка, а в твоем распоряжении имеется семь месяцев на выполнение трехлетней работы. Вопросы есть?