Вызов - Андрей Валентинов

Фрол и поручик Ухтомский гуляли по Столице. В этот холодный ясный осенний день оба они неожиданно для себя оказались совершенно свободными. Фрол, позвонив утром в больницу, где лежала Лида, выяснил, что сегодня девушку будет обследовать какое-то заезжее светило, поэтому попасть к ней будет невозможно. Поручик же получил от Тургула, который после случившейся беседы с Плотниковым-старшим стал необыкновенно молчалив и скрытен, указание погулять по Столице и разведать обстановку. Похоже, генерал в данный момент не нуждался в помощи Виктора. Поскольку Мик куда-то внезапно исчез, а Келюс намеревался посвятить день очередному походу в поисках работы, то дхар и поручик, решив выполнить приказ генерала совместно, уже второй час, не торопясь, бродили по центру.

– Узнаешь? – спросил Фрол Виктора, когда тот, остановившись у Пассажа, некоторое время внимательно рассматривал окрестности.

– Не очень, – честно признался поручик. – Я ведь в Петербурге жил. Сюда только к тетушке ездил. Не люблю этого города, вот Петербург – это да! Возьмем Питер, Фрол, свожу вас к нам, особняк покажу. Правда, там господа комиссары кого-то поселили… Ну ничего, покуда внутри чистить будут, мы с вами хоть снаружи поглядим. Его сам Монферран строил – тот, что Исаакий возводил.

– А зачем Питер брать? – удивился Фрол. – Давай сейчас съездим. Восемь часов на «Красной стреле».

Такую возможность поручик, похоже, не учел.

– Нет, не хочу, – решил он наконец. – Могу себе представить, что они за эти годы с Питером сделали! Не хочу… У меня ведь, Фрол, дед в Питере остался. У красных… Отца в августе восемнадцатого взяли. Не знаю, когда и где они его… А деда соседи спрятали. Ему семьдесят девять…

– А мать где? – осторожно спросил Фрол.

– Во Франции, в Ницце, – ответил поручик и прибавил: – Слава Богу.

– Жалко особняк?

– Конечно жалко! – воскликнул Ухтомский. – Там ведь не только мебель, книги, картины… Там ведь дом, Фрол! Мой дом. Небось, даже господину пролетарию свой подвал жалко, если всю жизнь там прожил. И если жить больше негде… Когда я уезжал в январе восемнадцатого на Дон, вы знаете, Фрол, я сжег в камине все свои игрушки. И детские книжки… Даже свою любимую про лорда Фонтленроя.

– Ты чего? – поразился дхар. – Зачем?

– Неужели не ясно? – вздохнул поручик. – Я ведь уже понимал, что придут. Это отец все на что-то надеялся. Ждать, уезжать не хотел. Вот и дождался…

Они шли по набитым народом улицам, продираясь через ряды торгующих, которых Ухтомский по привычке именовал «мешочниками», глядели в бесстыдные витрины коммерческих магазинов и беседовали.

– А вы, Фрол, откуда родом? – Ухтомский чудом увернулся от какой-то гражданки, обвешанной сумками, откуда торчали хлебные батоны и пачки спагетти.

– Кировская область, поселок городского типа имени XVI Партсъезда, охотно сообщал Фрол. – Улица Вторая Арматурная.

– Вы, надеюсь, шутите, Фрол, – улыбнулся князь. – Такой губернии нет. Это не я, елы, – развел руками дхар. – Ну, Вятка это. Переселили нас туда в конце двадцатых. По оргнабору на строительство комбината. Поселок, конечно…

Мы его зовем «Дробь Шестнадцать…» Да ничего! Квартира у нас приличная. Слава Богу, не в хрущовке. Не, Монферран, ясное дело.

Князь несколько растерянно попросил объяснить ему понятия «оргнабор» и «хрущовка». Фролу потребовалось на это примерно минут двадцать. За это время они, проделав очередную петлю по лабиринту столичных улиц, внезапно оказались у большого здания, которое, несмотря на все превратности судьбы, еще не потеряло своего величия.