Найон - Александр Эйпур

Как эта трещина проскочила под брюхом, он хорошо запомнил. Очень глубокая, такие ещё не попадались. Нагнать – казалось бы, чего проще, но уже на первом километре Дима хлопал глазами, вертел головой по сторонам и не мог найти объяснения. Как по другой дороге полетел. Ну, такого не может быть! Что ещё Аверьянов придумал? Или ЭТИ?

На всякий случай, прижался к обочине, вышел осмотреться. Та дорога, точно она. Куда же подевалась тачанка?

– Григорий! – крикнул по трассе, тоже на всякий случай. И что-то толкнуло, – оглянулся. Мать честная! Он от трещины в ста метрах. Что за оптические обманы? А ехать надо, ради билета.

Вернулся за руль, заметил показания спидометра и покатил, стрелка на «сорока». Всё правильно: обочины убегают в тыл, облака на месте, с малым смещением. Сопки почти на месте, но так и должно быть. Как спидометр выдал, что километр взяли, остановился. Через зеркало не видно – вышел. Трещина на том же месте.

– Ну, что? Опустошим бак и будем куковать, пока кто не покажется? – Заглушил двигатель, обошёл вокруг. Упёрся взглядом в поверхность дороги. С виду – всё в порядке. – Почему не едем? – Развернулся в сторону станции, без особой надежды, выкрикнул: – Аверьянов!

Только посвист ветров, наводящих причёски на обочинах.

Установил указательный палец перед носом, довернул до облака и стал считать.

Облако сдвинулось, «американец» не хотел. Делать нечего, решил вернуться к трещине.

Как разломленная буханка, края неровные, крошки давно на дне.

– Что ты хочешь? – неожиданно для себя, он начал разговор с этим ужасом. Такой рот ещё надо подумать, чем накормить. – Аверьянов обошёл, так ты на мне решила отыграться?

Слышно было отчётливо, как внутри отвалился кусок и зашелестел вниз, затихая.

– Но меня-то ты не получишь. А хотелось бы, да?

В ответном молчании можно было прочесть всё, что угодно. Мы – один на один, можешь не стесняться: попроси – я отпущу. Или дай поесть, я голодна. Только не камни, я ими сыта. А ещё я могу открыть кладовую, надо только спуститься. Если не трус.

– Если мне это не кажется, давай, поговорим. Ты крадёшь моё время.

У человека полно неотложных дел. Но вот дыхание остановилось, и ему ничего не нужно.

– У меня с дыханием полный порядок. «Не спешите меня хоронить», – говорится в одной песенке. Я вообще с кем сейчас разговариваю?

Ветер пропел неплохую мелодию. Дима шагнул на обочину, заметил стеклянную конструкцию, даже не понятно, что это было, как именовался товар на прилавке. Кто-то выбросил, теперь ветер забавляется.

Уяснив, что предмет не стоит внимания, сказал:

– Я только теряю время.

Есть силы поважнее времени. Время – лишь инструмент.

– Я торчу здесь…

Что скажешь, к примеру, если уличишь жену в измене?

– Значит, я не сумел дать то, что ей… Отпусти меня!

Наконец. Простые слова – а как трудно произнести, да?

– Я могу ехать?

И, уже не ожидая ответа, не размышляя, что за мистификация такая, с чьей подачи, он прыгнул за руль и помчал, намереваясь догнать.

Просто волшебство какое-то, иначе не скажешь. Дорога просто сливалась под колёса, как бы помогая наверстать упущенное. Когда показались крыши, справа мелькнул железнодорожный мост, он прикинул расстояние до станции. Уже близко. И телефон настойчиво напомнил о себе. Наташка!

«Ты где сейчас?»

– Лечу. Потом расскажу, поезд уже на подходе?

«Можешь не успеть. Мы с Аверьяновым. Я попробую задержать минуты на три, больше не смогу».

– А билет?

«Он есть у Жени».

– То есть? – Дима коснулся кармана на груди. Никаких признаков, что в нём что-то есть. – Чудеса. – А что он мог сказать или добавить? – Так это. Я тогда не нарушаю. Успею – так успею.

Поезд ушёл, конечно, но на перрон он вышел, просто вдохнуть этот воздух. Им только что дышали Наташка и Женька.

– Это ещё что? – Он шагнул к скамейке и обнаружил похожую фляжку. Взболтнул – есть кое-что, отвинтил крышку, понюхал. – В другой раз, говоришь? Ну, ты и мастер, Аверьянов, каких поискать!

Озвучивать загадку не следовало: как её, фляжку, никто не забрал?

А как можно забрать, если не видно?

Всё это смахивало на постановку: тачанка, тре… Нет, трещина – уже не постановка. Ни за какие деньги Голливуд не отгрохает, только монтаж. А если бы он доставил Аверьянова к поезду, то по пути рассказал бы сегодняшний случай. Про коровьих детей Евгений, наверное, не слышал.

Плавно развернулся и покатил домой, прокручивая в уме картинки.

Как йети увёл Аверьянова, в подсобках прозвучал сигнал тревоги. На той стороне, за створами, кипел бой, и что-то мы не рассчитали, получилось маловато воинов, кто свободен от основных занятий. Собственно говоря, такое уже бывало: наши парни ввязывались в сражение, после того, как стратеги успевали сделать маневр. С той стороны не видно, что мы можем приоткрыть и ударить в тыл. В прошлом месяце дважды били коровьи роты, кто-то настойчиво хотел поле боя завалить мясом. Лезут и лезут, то рота ментов, – их сняли с перекрёстков, самых прожорливых, то непонятных работников в форме слуг, с надписями на спинах. Им вручили оружие и вытолкнули на передовую. Роту дворников разбили вчера, сегодня медиков мобилизовали, из тех, у кого выходной.

Знакомство со стратегами Дмитрий запомнил хорошенько. Как практиканта, его привели в отдел, попросили часик ничего не трогать, только наблюдать. Рычаги и кнопки, с жирными символами, в основном – «метёлка», «грабли» и «лопата». На рабочей панели были и другие, с иероглифами, если это не древняя вязь русского письма. Ими парни пользовались редко, а вот три инструмента пользовались популярностью у операторов. Смести медиков на свалку, выкачать в отходах так, что халаты можно выбрасывать.

По истечении часа, оператор, что воевал по правую руку, поставил своё поле боя на паузу и отлучился, новичку задал единственный вопрос: «Разобрался? Приступай!»

– Но это же не игра? Там живые лю…

– Были бы люди,