Формула власти. Новая эпоха - Анастасия Поклад

Сильф не хотел маяться ожиданием целые сутки, поэтому они договорились сегодня же, на шесть.

В условленное время Юрген зашел за Гулькой и та, с особым шармом расправляя вокруг тонкой шеи воротник летной куртки, предложила спускаться к подставкам.

«Все-таки летное нацепила!» — торжествующе подумал Юра.

Крепления на странных досках тоже были необычные. На некоторых — явно старые сильфийские, очищенные от ржавчины и покрытые дешевой краской. А на других креплений и вовсе не было, вместо них кто-то приколотил гвоздями обычные обрывки каната, сложенные петлями.

Гулька сняла такую, «канатную» доску, и направилась к дверям Института.

— Извините за это, — она смущенно указала на петли. — Выглядит неаккуратно, но в деле неплохо. Мы сделали заказ на крепления получше, но мастерам нужно время. Знаю я одного мастера, так, говорят, он…

Под неумолкающий Гулькин щебет они спустились с институтского крыльца, где начиналась широкая заснеженная аллея, ведущая мимо сада к высокой арке распахнутых ворот. За воротами начиналось сплошное снежное поле. Между сугробами петляла тонкая линия, в которой едва угадывались очертания проезжей дороги.

Гулька положила доску на снег и села верхом, ухватившись за канатную петлю.

— Устраивайтесь позади меня и держитесь крепче. Мы поедем куда быстрее, чем на лошади с санями.

Она что-то сделала с носом доски, и тот задрался вверх, почти как у настоящих саней или лодки. Юрген успел заметить несколько рычажков и подивиться полету Тенькиной мысли. Смерть колдуна стала бы большой потерей для Принамкского края. Но и не меньшей выгодой для Холмов. Хорошо, что здесь от Юргена ничего не зависело. Маяться совестью еще и за Теньку было выше его сил.

Он сел позади Гульки, по ее примеру не свесив ноги, а чуть согнув в коленях и поставив по краям доски. Одной рукой обнял девушку за талию, а другой вцепился в канат.

— Готовы? — спросила Гулька.

Впервые в жизни перед полетом на доске Юргену сделалось страшновато. Смерчи знают, какую пакость выдумал Тенька! Остаться бы целым…

— Готов, — твердо ответил он.

Доска трепыхнулась, но иначе, совсем не так, как он привык. А потом с места сорвалась вперед, ловко скользя и ни на палец не отрываясь от земли. Юрген видел, как на бока доски налипают комья снега и крохотные ледышки, чувствовал под собой каждый сугроб, через который они перескакивали. Нет, доска не летела, а ехала.

Но как ехала! Институт остался далеко позади. Ветер свистел в ушах не хуже, чем в воздухе, только сейчас к ветру примешивалось столько потревоженного снега, что у Юргена заиндевело лицо. Вдобавок, он ощутил, как к горлу подкатывает неприятная тошнота. Тридцать четыре смерча! В воздухе он мог закрутить дюжину мертвых петель одним махом, а тут, на каком-то скребке с канатами, его укачало в первые же полчаса!

Стиснув зубы, он все-таки дотерпел до того, как башни Кивитэ из крохотного пятнышка на горизонте выросли во внушительную громаду, и в подробностях уже можно было рассмотреть ворота.

— Гуля, остановитесь! — заорал Юрген из последних сил, и когда почувствовал, что изобретение смерчева колдуна тормозит, свалился прямо на ходу, зарываясь лицом в снег и моля Небеса, чтобы нестерпимая дурнота отступила и не довела до позорища.

Гулька встала рядом: бодрая, раскрасневшаяся и ничуть не уставшая.

— Что с вами, Юра? — изумленно и встревоженно спросила она, осторожно трогая его за плечо. — Вам нехорошо?

— Все в п-порядке, — сдавленно ответил сильф, заставляя себя поднять голову. — Но давайте оставшийся путь до города проделаем пешком! Ах, право, здесь такие живописные окрестности. Снег и… м-м-м… снег. И вы, должно быть, еще столько хотите мне рассказать…

Выбирая между Гулькой и Тенькиным скоростным мокроступом, он предпочел все же Гульку. От той хотя бы не укачивает.

Стража на городских воротах очень хорошо знала Гульку, поэтому пропустила их без вопросов, а на еще зеленоватое лицо Юргена покосилась с состраданием. Наверное, решили, это девица его до дурноты уболтала. Ну и пусть. Сильф был не уверен, что сможет признаться в истинной причине даже Липке.

— Холодно, — Гулька сняла варежки и растерла порозовевшие от холода кончики пальцев. — Я родом из пригорода Мавин-Тэлэя, там не бывает таких студеных зим!

— На Холмах случались и похолоднее, — поделился Юрген. — Но я не против зайти куда-нибудь погреться и выпить. Где находится тот трактир, куда Хавес приглашал Лейшу? Надеюсь, там еще делают укропник или совсем перешли на ромашку?

— В Кивитэ вы найдете все! — заверила Гулька. — Идемте, Юра. Я прекрасно знаю дорогу. Между прочим, кума владельца этого трактира говорит, будто…

— Ведите, — разрешил сильф, которому было плевать на всех кумовьев, вместе взятых. Лишь бы выпить чего-нибудь горячего и, желательно, с кислинкой.

Трактир занимал весь первый этаж жилого дома, но было там, несмотря на немаленькую площадь, по-домашнему уютно. На деревянных столах лежали кружевные скатерки, на лавках — мягкие подушки. В печи вкусно пахли пироги, а в большом котле кипела вода для укропника, ромашки и всего, что только гости пожелают.

Вскоре Юрген сидел на лавке, рядом дымилась большая кружка вполне сносного на вид укропника, а в руках был пирог с восхитительно кислой принамкской клюквой. И даже болтовня Гульки больше не раздражала.

Девушка сняла летную куртку, шапку и платки, оставшись в старенькой форме орденской летчицы, только с золотистой повязкой на рукаве. От снега ее пушистые пепельные волосы совсем закурчавились, как у настоящей сильфиды.

В трактире был полумрак, и Юрген едва не подавился пирогом. Показалось, напротив сидит совсем другая девушка, и пепельные кудряшки точно так же обрамляют юное остроносое личико, а глаза зеленые-зеленые, совсем как у Рафуши и их общего отца…

— Ой, Юра, вы меня сегодня весь день пугаете. У вас такой взгляд… — она чуть приоткрыла маленький ротик и придвинулась ближе. — Вы хотите что-то мне сказать?

Их лица оказались совсем рядом, и Юрген с внезапной безнадежной ясностью осознал, что девушка перед ним не та. И ту он больше не увидит никогда.

— Нет, — он отвернулся к столу. — Простите, Гуля. Не нужно. Вы… вы напомнили мне мою жену. Она умерла почти год назад. Простите.

Гулька отпрянула и впервые за все время замолчала. Так они и просидели без единого слова, пока пили горячее, каждый из своей кружки.

Напротив было окно, выходящее на улицу. И в этом окне Юрген вдруг увидел знакомую куртку, и знакомую развязную походку.

Хавес куда-то шел без Климы. Шел один.

Юрген сам не помнил, как сорвался с места.

— Тысячи извинений, Гуля. Я буду вам