Нарушители - Анжела Ченина

— Привет, — Пятый сел, ухмыльнулся. — Ну и ху есть ху сегодня?

Собака встала на задние лапы, заложила передние за спину (выглядело это совершенно не комично, хотя должно было бы), и произнесла:

— Ты тут сейчас для того, чтобы задавать идиотские вопросы?

— В принципе, нет, — ответил Пятый. — Рдес, там ошейник новый, мы привезли.

— Потом заберем, — отмахнулась собака. — Вот послушай…

В кустах что-то зашуршало, Встречающие вскочили на ноги и бросились в центр полянки. Собака, забыв о приличиях, мгновенно опустилась на четыре лапы и юркнула в кусты. Охотник последовал за ней, держа наготове свой карабин. Нарелину оставалось лишь наблюдать за этой «встречей старых друзей». Интересно, кого они там ловить собрались?

Буквально через минуту парочка появилась с другой стороны полянки.

— Синкаский восьминог, — тяжело дыша, сказала собака. — Ушел, зараза…

— Всё потому, что ты слишком долго…

— Ничего я не долго, стрелять надо было!

— Не стрелять, а хватать!

— Я не мастиф, чтобы хватать!

— Ты вообще…

— Не я «вообще», а ты вообще…

— С тобой невозможно охотиться, потому что ты…

Лин с Пятым молча слушали перепалку. Ренни и Тон сели под дерево и сделали вид, что их вообще ничего не касается. Наконец охотнику надоело препираться, он сунул ружье обратно в чехол, снял шляпу и принялся сдувать с нее пылинки.

— Вот всегда он так, — пожаловалась собака. — Всегда я во всем виноват!

— А все-таки ванна была экзотичнее, — тихонько сказал Нарелин.

— Экзотика! — с возмущением сказал охотник. — Что вы, молодой человек, понимаете в экзотике?

— Где уж мне… — ответил ему Нарелин. — У меня и фантазии-то не хватит на такие штуки.

Собака хмыкнула. Охотник тоже. В кустах снова зашуршало, но Пятый не дал парочке стартовать второй раз.

— Рдес, — позвал он. — Подожди нырять, мы же по делу…

— По делу вы уже были у Футари и Камманна, — пес снова встал на задние лапы. — И всё вам объяснили. Опять что-то непонятно?

— Да, непонятно. Один и два, — ответил Пятый.

— У-у-у-у-у… Ладно. Смотри еще раз, если не поймешь, я не виноват, — охотник вышел в центр полянки. — Смотри! Внимательно смотри!

Он встал, замер на секунду, потом сделал шаг в сторону. А на его месте остался стоять… он же сам. Охотник вернулся на исходную точку и повторил фокус.

— Понял? Скажи, сколько нас было? — спросил он.

— Сначала один, — медленно ответил Пятый. — А потом…

— А потом стало два, — подтвердила собака. — Реас, теперь повернись.

Охотник повернулся, и стало видно, что его дубль просто стоит у него за спиной.

— Сколько тут Реасов? — спросил пес.

— Два, — ответил Пятый.

— А почему ты сначала этого не понял?

— Один… закрывал собой второго. Первого я увидел раньше, — Пятый говорил медленно, но уверенно. — Еще момент… немного непонятно, почему…

— Слишком мала разница, — заметил пес. — Но если начать измерять место, на котором они оба стоят, ты поймешь, что почва испытывает давление двух тел, воздух…

— Не продолжай, теперь я понял, — ответил Пятый.

— Мы правильно всё просчитали? — спросил Лин.

— Правильно, — ответил охотник. — Вы слегка занизили масштаб разрушений, но в принципе всё верно.

— Бред, — встрял, не выдержав, Нарелин. — Два мира на месте одного? Если склеить два куска теста — получится один кусок, новый. Здесь что, иначе?

— Время, — ответил Реас. — Это именно два куска теста. Два, а вовсе не один. Так, нам пора. У нас дела.

— Кстати, если вы станете вмешиваться в этот процесс, на нас не рассчитывайте, — добавил пес. — Сами, всё сами. Пошли! — позвал он охотника. — Восьминог всё еще где-то тут, и если мы поторопимся…

* * *

Через минуту все оказались в катере, неподвижно висящем над морем. Рыжий тут же переместился на койку, улегся на бок и подпер голову рукой. Пятый сел на одно из кресел, стоящих в передней части катера, Ренни с Тон ушли в маленькую каюты на носу.

— Так и будем молчать? — спросил Лин через минуту.

— Ну хорошо, — заговорил Нарелин. У него в руке был пучок кленовых желтых листьев — специально захватил, для доказательства себе самому, что все было взаправду. — Я не знаю, чем был некогда процесс столкновения этих двух... кусков теста... Но, по-моему, бесспорно одно — он сопровождался катаклизмами. Так, не так?

— Так, как иначе, — вздохнул Лин. — Пятый, как ты думаешь, кто?..

— И думать нечего, — отрезал тот. — Барды. Больше некому.

— Ну, я не знаю, какие там барды... но если все так — смотрим дальше. Куски уже слиплись, верно? Стало быть, их разделение — это будет новый катаклизм, по силе равный первому. Согласны?

— Нет, — покачал головой Лин. — Не согласны.

— А как тогда? И кстати, что это за Барды, которые рушат миры?

— Это структура, в чем-то подобная нашей, — ответил Пятый. — Они ничего не рушат, просто мыслят иначе. Если мы видим Сеть в цвете, то они видят звук, консонанс и диссонанс. Очень нестабильная конструкция получается. Всё, что консонанс — плюс, диссонанс — минус. Общаться с Безумными Бардами очень сложно. Они выходят в Сеть спонтанно, неожиданно даже для себя, на очень короткий срок. Неделя, максимум — две. Чаще всего вреда от них никакого, но… скорее всего, в этом случае Бард увидел инферно, перепугался и выкинул инфернальный мир — во славу консонанса, надо полагать… Только он не учел ни параллель, ни принадлежность к сиуру…

— Инферно? Погодите... Безвыходность, то есть?

— Ну да. Или что-то, что выглядит как безвыходность, — покивал Пятый. — Скорее всего, Бард был молод, и сгоряча ударил по миру так, что вынесло не только этот мир, а еще и его параллель. Эти миры — не части одного сиура, а вот на параллели очень похожи.

— Ну ладно... а каким же образом можно их разделить, не учинив при этом нового катаклизма?

— Можно, если разделить на действие пары, — Лин сел, сунул себе под спину подушку. — Если работать аккуратно и сразу же включить миры в новые сиуры, которые их стабилизируют извне. Всё можно…

—…только это смертельно, — тихо сказал Ренни. Нарелин и не заметил, когда тот успел вернуться в каюту. — Потому что кроме вас в этой части пространства просто нет экипажа, который на это способен. И ты, Пятый, про это знал. Не вздумай врать, я всё понял еще там.

Пятый молча посмотрел на Ренни, по его лицу ничего нельзя было сейчас прочесть — равнодушная маска.