Тайна доктора Авроры - Александра Федулаева

Эштон поклонился герцогу и герцогине, затем перевёл взгляд на меня. В его глазах мелькнуло что-то такое, отчего мне захотелось немедленно развернуться и уйти..

— Какое счастье застать здесь столь уважаемое общество, — произнёс он с мягкой, насмешливой улыбкой. — Графиня Элдермур, примите мои поздравления. Ваша деятельность по улучшению больницы стала предметом разговоров по всему Эвервуду.

Я кивнула, стараясь сохранить спокойствие.

— Благодарю вас, лорд Эштон.

— Впрочем, — продолжил он, и его голос приобрёл едва заметный стальной оттенок, — у некоторых должностей, как, например, у Заменяющего магистра, есть куда более веские основания для обсуждений.

Грэхем приподнял бровь.

— Если вы хотите что-то сказать, милорд, говорите прямо, — тихо произнёс он.

— О, я лишь выражаю восхищение вашей энергией, — с притворной любезностью отозвался Эштон. — Особенно учитывая... ваши связи.

В глазах Грэхема мелькнула холодная ярость.

— Осторожнее, Эштон, — произнёс он сухо. — Вы переходите границы.

— Границы? — Эштон чуть наклонил голову. — Вы говорите о границах? Забавно слышать это от человека, который...

— Довольно, господа, — раздался голос герцога, негромкий, но исполненный власти. — Я полагаю, ипподром и тем более ложа, где присутствуют дамы, не место для подобных разговоров.

Молчание было оглушительным. Я чувствовала взгляд герцогини, которая, с явным интересом наблюдала за нами, а также маркизы Роксбери, чьи глаза надменно сверкнули — она, без сомнения, получала удовольствие от происходящего.

— Лорд Эштон, — сказал герцог всё тем же ровным тоном, — я уверен, что вы хотели выразить лишь признание таланту лорда Грэхема.

— Разумеется, Ваша светлость, — ответил Эштон с идеальной учтивостью и вновь посмотрел на меня. — Миледи, всегда рад видеть вас. Разрешите откланяться.

Он слегка поклонился и отступил к дверям.

Я ощущала, как кровь стучит в висках. Хотелось исчезнуть, уйти от этих взглядов, от ледяных улыбок, от ощущения, что я оказалась в центре незримой битвы, правила которой мне пока неизвестны.

Генри шагнул ко мне и склонился:

— Аврора, думаю, нам пора.

Я кивнула. Леди Агата, заметив его взгляд, тут же поднялась и грациозно поклонилась герцогине.

— Благодарим за оказанную честь, Ваша светлость, — сказал Генри. — Для нас это привилегия.

— Надеюсь, наше общение продолжится, — ответил герцог, всё с той же мягкой улыбкой.

Мы попрощались и вышли из ложи. Я старалась идти прямо, но внутри меня всё дрожало. Герцогиня и маркиза смотрели на меня с выражением удивления и проницательности. Опытные в дворцовых интригах, они сразу поняли, что словесная дуэль между двумя аристократами имела ко мне прямое отношение.

Когда дверь закрылась за нашими спинами, я едва не вздохнула с облегчением. Но в голове всё ещё звучал голос Эштона, его хищная вежливость, его взгляд. И — тихое предупреждение, которое я прочла в глазах Эвана Грэхема.

Глава 65

Усадьба барона Сомервиля выглядела так, будто с неё давно стёрли краску прошлого — величие, блеск, уверенность. На гравийной дорожке почти не было следов: сюда редко ступали чужие. Лорд Эван Грэхем вышел из кареты, кивнул кучеру и поправил ворот пальто. Дождь с утра не прекращался, и лошади тревожно храпели в тишине. Дом казался почти безжизненным, словно застывшая скорбь, заключённая в камень.

Дверь открыл старик-слуга, чуть поклонившись. Он провёл гостя в тёмный холл, где висели запылённые портреты предков и пахло ветхой древесиной, а затем в просторную, но прохладную гостиную. Там, у окна, сидел барон Сомервиль — худощавый, сухой, но ещё крепкий мужчина с лицом, в котором строгость уступала место усталости. Рядом на софе — его супруга, закутанная в плотную тёмную шаль, словно отгораживаясь от мира.

— Лорд Грэхем? — произнёс барон. — Мы ждали вас. Так, долго ждали, что кто-то нас выслушает. А теперь, когда вы здесь, даже не знаем, с чего начать.

— Благодарю за приём, — ответил Эван, почтительно склонив голову. — Я понимаю, как непросто вспоминать… Но мне нужно услышать вашу правду. Начните с Бренды. С того, какой она была.

Баронесса посмотрела на него выцветшими глазами, полными застывшей боли.

— Это давно не воспоминание, милорд. Это — каждый день. Каждый вечер, когда в доме тихо, я всё ещё слышу её шаги… и знаю, что их не существует.

Они долго молчали. Лишь потрескивание дров в камине нарушало эту гробовую тишину. Наконец, барон заговорил.

— Она была нашей единственной дочерью, Бренда. Яркая. Полная идей. Строптивая, как молодая лошадь на ветру. Хотела открыть школу для девочек, которые остались без попечения родителей. Говорила, у них должен быть шанс выучиться хотя бы на гувернантку. Она с детства много читала, спорила с викарием, мечтала изменить хоть крохотную часть этого мира.

— Не самая обычная молодая леди, — тихо заметил Грэхем.

— Она была не такой, как все, — вмешалась баронесса. — И всё же… вышла за Эштона. Она не любила его. Ей казалось, что статус и титул — это лишь средства. Что она сможет использовать их во благо. Для школы. Для девочек.

Барон горько усмехнулся, без тени сарказма.

— А мы с женой позволили. Закрыли глаза. И теперь каждый день себя за это корим. Я сомневался в нём с самого начала. Но как противоречить единственной дочери? Да и политически... тогда союз с его семьёй казался разумным.

— Первое время всё было спокойно, — вставила баронесса. — Она писала письма, говорила, что в доме Эштона холодно, но терпимо. Что он сух, но вежлив. А потом… всё изменилось. Она стала нервной, плакала в письмах. Однажды спросила, может ли женщина сама подать на развод. Писала, что боится его, но конкретных обвинений — ни слова. И в то же время — просила не приезжать.

Грэхем кивнул. Он раскрыл папку, достал аккуратно сложенное письмо.

— Вы узнаёте?

Барон взял бумагу, взглянул. Глаза его наполнились влагой, но он не позволил ни одной слезе упасть.

— Её почерк. Только… посмотрите, как дрожит. Она всегда писала уверенно. А тут, будто торопилась. Пряталась.

Эван кивнул с пониманием и протянул руку, чтобы забрать письмо. Прежде чем положить его обратно в папку, он ещё раз внимательно прочитал неровные строки.

— Здесь она говорит о страхе. О том, что больше не может. Что чувствует себя узницей.

— Это случилось за месяц до её смерти, — тихо сказала баронесса. — Она написала моей племяннице, леди Армбридж. Служанка передала письмо и сказала, что больше не будет работать в доме Эштонов, и уезжает навсегда. Племянница отправилась к Бренде в Холтсдейл, где граф держал её последние месяцы. Удивительно, но Бренда почти ничего не рассказала кузине. Лишь произнесла: «Если со мной что-то случится — не верьте». А через три дня…