Колесо страха (сборник) - Абрахам Грэйс Меррит

– Выпьем же за это! – сказал де Керадель.

Он отпустил слуг, открыл шкафчик и достал оттуда графин, прочно закупоренный пробкой. Графин был наполовину полон какой-то зеленой жидкости. Де Керадель налил три рюмки и быстро закрыл графин. Я поднял рюмку.

– Подождите! – одернул он меня.

Со дна рюмки поднимались пузырьки – и, глядя на них, я представил себе крошечные бриллианты в бокале или кристаллы на дне моря у самого берега, кристаллы, преломляющие солнечный свет. Они всплывали все быстрее и быстрее, от зеленого напитка вдруг повалил пар, затем жидкость посветлела, стала прозрачной.

Де Керадель поднял рюмку.

– Каранак, добровольно ли вы присоединяетесь к нам?

– Добровольно ли ты присоединяешься к нам, Ален де Карнак? – вторила ему мадемуазель.

– Добровольно, – ответил я.

Мы чокнулись и выпили.

Это был странный напиток. Он проник в мой мозг и нервы и подарил мне невероятное ощущение свободы, сбросил с меня оковы ограничений, обратил мои старые представления о мире в прах и вытряхнул этот прах из моей головы. Я чувствовал себя змеей, сбросившей старую кожу. Воспоминания тускнели, таяли, изменялись. Неописуемое чувство свободы… Мне было дозволено все, ибо я был по ту сторону добра и зла, подобно богу. Я мог делать все, что хотел, ибо нет ни добра, ни зла, а лишь воля моя…

– Теперь вы с нами, – сказал де Керадель.

– Теперь ты с нами, Ален, – прошептала мадемуазель.

Ее глаза, казалось, были закрыты, но мне помнилось, будто я вижу в них пурпурное пламя. Де Керадель заслонил глаза ладонями, но мне почудилось, что между его пальцев льется свет.

– Каранак… – сказал он. – Ты не спросил меня, что это за Собиратель… Что это за сущность, которую я хочу призвать. Это оттого, что ты уже знаешь?

– Нет, – ответил я и хотел было сказать, что для меня это не имеет значения, но тут же понял, что это имело значение для меня, что мне было важно знать это.

– Один гениальный англичанин, – продолжал де Керадель, – однажды идеально сформулировал материалистическое кредо. Он сказал, что само существование человека – случайность, лишь миг в истории планеты. Он указал, что наука все еще ничего не знает о той цепочке причин и следствий, которая повлекла за собой превращение мертвой органики в предков человека. А если бы наука и знала, это было бы не важно. Голод, болезни, войны – сиделки человечества, именно они привели к постепенному развитию существ, наделенных сознанием. И эти существа были достаточно умны, чтобы понимать свою ничтожность. История прошедших времен состоит из крови и слез, молчаливого согласия, нелепых ошибок, слепых бунтов и пустых надежд. В конечном итоге энергия нашей Солнечной системы иссякнет, Солнце погаснет, наша планета будет опустошена. Человечество исчезнет, а все человеческие достижения будут забыты. Материя перестанет осознавать себя. Все вернется на круги своя. И весь человеческий труд, вся увлеченность, все сострадание, любовь или все муки человеческие этого не изменят.

– Это не так, – сказал я, чувствуя, как нарастает во мне ощущение божественной силы.

– Это так лишь отчасти, – ответил де Керадель. – Неправда то, что жизнь – это случайность. То, что мы зовем случайностью, является лишь проявлением неизвестных нам законов. Жизнь происходит из жизни. Не обязательно от жизни в нашем понимании, но от чего-то, чья сущность являлась – и является – жизнью. Правда то, что боль, страдания, скорбь и ненависть являются основой человечности. Правда, что наша раса была взращена голодом, болезнями и войной. Но также правда и то, что существуют мир, счастье, сострадание, чувство прекрасного, мудрость… Хотя возможно, что мир, счастье, сострадание, красота, мудрость – это лишь отражение чего-то иного, как в водной глади лесного пруда отражаются цветы на берегу. Но все эти вещи существуют… Мир, красота, счастье и мудрость. Существуют. А значит… – Де Керадель все еще закрывал глаза руками, но я чувствовал его взгляд на себе, будто он пытался заглянуть мне в душу. – То, что вдохнуло жизнь в первичный бульон, должно содержать все это в себе. Потому что создание не может обладать тем, чем не обладает создатель.

Конечно, я знал это. Зачем тратить силы, убеждая меня в таких банальностях?

– Это самоочевидно, – сказал я.

– И также должно быть самоочевидно, – продолжал де Керадель, – что, поскольку у этой сущности, создавшей нас, есть и темная, зловещая, жестокая сторона, наш путь к ней, наш единственный путь к ее иной стороне должен проходить сквозь боль, страдания, жестокость и зло. – Он прервался, а затем продолжил с напором: – Разве не об этом говорит любая религия? Человек может приблизиться к Создателю лишь посредством страданий и скорби. Жертвоприношения… Распятия!

– Это правда, – ответил я. – Крещение кровью. Очищение в боли. Перерождение в скорби.

– Струны, которых мы должны коснуться, прежде чем возникнет совершенная гармония, – прошептала мадемуазель.

Мне показалось, что в ее голосе прозвучала насмешка. Я обернулся. Дахут не открыла глаз, но уголки ее губ были приподняты в усмешке.

– Жертвы готовы, – сказал де Керадель.

– Так давайте же жертвовать! – откликнулся я.

Де Керадель отнял руки от лица. Зрачки его светились, и казалось, что его лицо, кроме пылающих глаз, скрывает тень. Мадемуазель подняла взгляд, и я увидел ее глаза – два озера фиолетового пламени.

Это не показалось мне странным – тогда.

С задней стороны буфета было зеркало. Я взглянул туда и увидел, что мои глаза тоже горели – в них полыхал дикий огонь золотистого цвета, и мое собственное лицо, казалось, утопало в тени.

И вновь это не показалось мне странным – тогда.

– Жертвы готовы, – повторил де Керадель.

– Воспользуемся же этим! – воскликнул я, вставая.

Мы вышли из столовой и поднялись по ступенькам. Моя странное состояние не проходило – наоборот, оно лишь усиливалось, и с ним во мне росла безжалостность. Я должен был отнять жизнь, но что такое одна жизнь или множество жизней, если из них будут построены ступени лестницы, по которой я выйду из пещеры на солнечный свет? Если я призову то, что жило до начала самой жизни… Смогу управлять им… Повелевать Создателем…

Де Керадель взял меня за руку, и я вошел в свою комнату. Он сказал, чтобы я разделся и вымылся, и вышел. Я разделся, и моя рука коснулась чего-то у левой подмышки. Кобура с пистолетом. Я забыл, откуда она у меня, кто дал ее мне, но этот кто-то говорил, что важно… очень важно, чтобы я не потерял и не отдал ее… жизненно необходимо. Я рассмеялся. Эта игрушка необходима для призыва Создателя Жизни? Я отбросил кобуру в угол комнаты…

Де Керадель был рядом, и я подумал: «Как я не заметил, что он вошел сюда?» Я вымылся и сейчас был обнажен. Де Керадель обернул повязку вокруг моих бедер. Он надел сандалии мне на ноги и продел руки в рукава хлопковой мантии. Затем он отошел, и я увидел, что и он облачился в такую же мантию, перехваченную поясом из металла или дерева.