Жена с условиями, или Три наволочки из свадебного платья - Ольга Обская

рассмеялась. Или усомнилась в здравомыслии собеседника. Но вот весна за окном, на подоконнике расцвели фиалки, в воздухе пахнет теплым хлебом из булочной на углу, и она — в платье, готовая отправиться в ратушу на брачную церемонию. И никуда от этого не деться.

Платье, к слову, стоило бешеных денег. И хоть счета, согласно договору, оплачивал ван-Эльст, Натали ни за что бы не согласилась на такое расточительство, если бы не придумала для платья вторую жизнь. Это было её талантом — она для любой ставшей ненужной вещи могла придумать новое предназначение. Почему платье, которое предполагалось надеть всего лишь раз, должно было стать исключением? Оно выглядело роскошно — светлое с нежным розоватым отливом, с гладкой фактурой шёлка и тонкими кружевами по вороту и манжетам — как раз такими, которые можно позже отпороть и использовать для праздничных салфеток. Подол был достаточно широким и пышным — из него легко выйдут три наволочки. А остальное может стать частью лоскутного покрывала.

— Ты — настоящая красавица, — восторженно выдохнула Виола, прижав ладони к щекам и любовно глядя на племянницу, будто впервые. — Поль ван-Эльст будет сражён наповал.

— Надеюсь, не насмерть. А то будет неловко, — отозвалась Натали и, повернувшись к зеркалу, добавила со зловредной улыбкой: — А вообще, он наверняка будет в восторге, узнав, что после церемонии это платье станет частью постельного белья. Очень… символично.

Даже это весьма прозаическое уточнение нисколько не изменило романтического настроя Виолы. И она продолжила умиляться и восхищаться, как племянницей, так и этим “судьбоносным” днём.

— Весна сегодня ощущается особенно явственно. Всё зацветает. Особенно ты.

— Спасибо, тётя, — Натали проглядела на неё скептически. — Чувствую себя цветущим одуванчиком, который уже в том состоянии, когда его «вот-вот сдует».

Это было, пожалуй, преувеличением. Натали совсем не ощущала, что находится на грани катастрофы. Испытывала лёгкое волнение, не больше. Глупо придавать значение формальностям. Она настроила себя воспринимать предстоящую брачную церемонию, как небольшое недоразумение, заверенное печатью. Вроде насморка, но официального. А насморк всегда проходит сам собой.

Главное, она сможет попасть в Вальмонт. Натали считала, что именно она должна узнать всю правду о событиях сорокалетней давности, связанных с Жозефиной Дюваль. Жозефина была старшей сестрой бабушки Натали. Самая загадочная и самая противоречивая женщина их рода. А ещё невероятная красавица. Впрочем, в семье мало говорили о ней. Кое-кто считал, что именно Жозефина виной тому, что на семейство посыпались напасти и их славный род был разорён. Ещё бы! Сбежала из-под венца. Долгое время всё, что Натали знала о Жозефине, было лишь обрывками слухов, пока однажды совершенно случайно она не наткнулась на её дневник. Это даже был не дневник, а сборник стихов, но Натали догадалась, что они автобиографичны. Трогательные строчки рассказывали о двух мужчинах, совершенно разных, совершенно непохожих, и о том, какую роковую роль они сыграли в судьбе Жозефины.

Однако записи дневника обрывались внезапно. Так же внезапно, как исчезла сама Жозефина.

Последние строчки из её дневника Натали помнила наизусть:

Не будет свиты, шепота толпы.

Лишь полумрак, дорожная карета

И в Вальмонт путь — как тихий зов судьбы...

ГЛАВА 10. Голуби, взгляд и формуляр № 17-Б

Если вам когда-нибудь доведётся побывать в центре Гринвельда, на его главной площади, вы, конечно же, первым делом обратите внимание на голубей. Они считают себя здесь законными хозяевами, они везде: на крышах, на деревьях, на брусчатке, на фонтанных бордюрах и даже на громоздкой статуе короля Теофила IV.

И если булочницы, торгующие с лотков свежей выпечкой, и газетчики, громко выкрикивающие заголовки статей из свежих газет, уже привыкли к пёстрым стаям пернатых, то Натали всегда удивляло, как такая не слишком большая площадь, может вместить столько птиц.

Экипаж, на котором они с тётушкой прибыли на брачную церемонию, остановился перед ратушей, и Натали сразу заметила, что у входа их уже поджидают ван-Эльст и его поверенный. И если месье Марлоу моментально бросился к экипажу встретить прибывших, то месье парфюмер был увлечён другим занятиям: при помощи носового платка он смахивал что-то с рукава своего сюртука, то и дело весьма выразительно поглядывая вверх, будто посылая кому-то проклятия.

Натали моментально догадалась, что случилось. Вообще-то, в Гринвельде подобный казус, считался добрым знаком, но, судя по выражению лица ван-Эльста, он об этой примете не знал, а если и знал, то не верил.

По природе своей Натали была настолько практичным человеком, что даже, несмотря на весь скепсис, с которым она относилась к ван-Эльсту, она с трудом поборола желание быстренько выскочить из экипажа и поспешить помочь ему спасти его роскошный праздничный сюртук глубокого серо-синего оттенка.

Впрочем, он прекрасно справился сам. Через несколько мгновений ван-Эльст выглядел так, будто ничего и не произошло. Красавец. Мечта любой барышни. Внешне он и правда был очень хорош собой. Особенно сегодня. Ветер растрепал его волосы, но при этом не смог хоть сколько-нибудь навредить чеканной аристократичности черт его лица. Даже саркастичная ухмылка ему шла. Хорошо, что Натали не было до этого совершенно никакого дела.

— Рад видеть вас, прекрасные дамы, — Антуан подскочил к экипажу и галантно подал руку. — В этот прекрасный день, когда два сердца…

Натали глянула на него скептически, и он посчитал за лучшее не продолжать фразу. Вместо этого кивнул в сторону ратуши и произнёс:

— Позвольте проводить вас в храм порядка и печатей.

Он обходительно взял Натали и Виолу под локоток и повёл ко входу. Ван-Эльст пристроился в хвост процессии.

Они вошли в ратушу — здание массивное, с высокими потолками, неуклюже украшенное гирляндами, которые, очевидно, остались от фестиваля баклажанов.

Навстречу им вышел церемониймейстер. Важный, костлявый мужчина, который выглядел так, словно родился с формуляром в руках. Его брови были аккуратно выщипаны, а жилетка обладала таким количеством пуговиц, что это немного смущало.

— Добрый день, — протянул он голосом человека, который говорил «добрый день» минимум двадцать тысяч раз. — Я магистр Фитцджеральд, старший регистратор и хранитель церемониальных традиций при Гринвельдской ратуше.

Он поклонился… сам себе. Потом поднял глаза и строго произнёс:

— Надеюсь, вы заполнили формуляр 17-Б?

Натали под его взглядом почувствовала себя слегка неуверенно. Никакого формуляра она не заполняла и даже не знала, что должна была. Не зря она всегда настороженно относилась к чиновникам любого ранга.

— Конечно же, заполнили, — отозвался Антуан, доставая из небольшого наплечного кейса толстую папку.

— В двух экземплярах? — строго уточнил регистратор.

— Разумеется.

— И не забыли о дубликате для архива?

— Он тоже здесь, в папке — под синей закладкой.

Натали было