"Сыны Рахили". Еврейские депутаты в Российской империи. 1772-1825 - Ольга Минкина

Количество мемуарных источников, в которых прямо упоминаются еврейские депутаты, невелико. Сведения о еврейской депутации 1785 г. содержатся в памфлете Шломо Беннета, который был весьма неординарной для еврейского общества того времени личностью^[117]. Сюжет о еврейской депутации появляется в записках Беннета в связи с описанием личных бед мемуариста, потерпевшего большие убытки из-за запрета евреям на производство алкоголя. Эти и другие притеснения, по мнению Беннета, способствовали консолидации еврейского общества и избранию депутации^[118]. Далее в ярких красках описываются результаты деятельности депутатов в Петербурге. Описание деятельности депутатов и хода рассмотрения их жалоб в Сенате в записках Беннета в целом совпадает с данными упоминавшихся выше материалов Сената^[119]. Это доказывает высокую степень информированности еврейского общества о деятельности депутатов.

Абрам Соломонов, в 1820–1825 гг. официально занимавший должность письмоводителя и переводчика при еврейской депутации^[120], включил в изданный в 1846 г. памфлет «Мысли израильтянина» автобиографический очерк «Жизнь сочинителя». По словам Соломонова, лучшим периодом в его жизни были годы, проведенные «в славной столице, так сказать, в большом политическом свете»^[121]. Особый интерес представляет в воспоминаниях и памфлете Соломонова характеристика депутации как части государственного аппарата, законного «начальства» мемуариста^[122]. Вопреки установившемуся к тому времени в правительственных кругах мнению о «неблагонадежности» еврейской депутации, Соломонов пытался представить ее полезным и важным элементом в системе управления евреями, проводником «благотворных» мер, направленных на сближение евреев с окружающим населением^[123].

К тому же кругу «просвещенных» евреев принадлежал и другой мемуарист, личный секретарь З. Зонненберга Ицхак Сассон. В воспоминаниях Сассона представлена любопытная, но, скорее всего, обусловленная личным отношением автора характеристика Зонненберга как человека невежественного, недалекого и вспыльчивого, интригана и доносчика, враждовавшего с остальными депутатами, которые платили ему тем же^[124]. Представляют интерес также не поддающиеся верификации эпизоды, рисующие отношение к депутатам со стороны различных групп еврейского общества.

Переходя к мемуарам представителей российской администрации, следует отметить, что сколько-нибудь значительное внимание еврейским депутатам уделил только Г.Р. Державин. Данные записок Державина, красочно описывавшего «разные происки» еврейских депутатов во главе с Ноткиным, с конца XIX в. стали предметом ожесточенных споров в историографии. Эти идеологически окрашенные споры велись в основном между оценивавшими эти сведения как полностью заслуживающие доверия и даже развивавшими интерпретацию Державина историками официального направления, такими как Н.Н. Голицын^[125] и М.Ф. Шугуров^[126], и представителями русско-еврейской историографии, в особенности Ю.И. Гессеном, объяснявшим отношение Державина к еврейским депутатам, и в частности к Ноткину, «старческим озлоблением сановника на покое»^[127] и на этом основании опровергавшим его данные как недостоверные. Нам, со своей стороны, представляется целесообразным выделить в записках Державина нейтральные с точки зрения основной тенденции элементы. Другим возможным методом анализа записок Державина может быть подход к этому тексту как литературному, вопреки его сухому деловому стилю.

Определенный интерес представляет упоминание депутации в путевых записках И.М. Долгорукова. Вложенная им в уста молодого еврея Гурвича, в доме которого в Умани останавливался Долгоруков, уничижительная характеристика депутатов как «глупцов, которые ни за что более не стояли, как за свою одежду», а также стоявших за их избранием «стариков» из кагала^[128] может отражать как реальное отношение к депутатам у части «просвещенных» евреев и конфликт поколений, так и пренебрежительное отношение к ним русской аристократии.

Определения еврейского представительства, существующие на данный момент в литературе, являются неполными и нечеткими. В данной работе мы будем пользоваться классификацией, основанной на сочетании признаков, значимых как для власти, так и еврейского общества: