Савва Морозов. Смерть во спасение - Аркадий Савеличев

Но не это озаботило Морозова — неурочность августейшего гостевания. Было всего восемь часов утра.

— Его высочество устроит, если я приду завтра. этак около пополудни?

— Не устроит, Савва Тимофеевич. Его высочество приглашает вас сегодня к девяти часам.

Столь рано губернатор никогда не бывал в своих апартаментах. В голосе Джунковского слышалось некое издевательство. Да и приказ, приказ! Речь шла, разумеется, не о вечерних девяти — о дневных, чиновничьих. Морозов едва нашел в себе силы, чтобы сдержаться и не послать по Тверской-Ямской капитана, вкупе с осатаневшим царским дядюшкой.

Гостья, не слыша подробностей, все поняла.

— Не буду сейчас вас задерживать, Савва Тимофеевич. Где и когда — завтра? — Она порывисто встала.

— Право, жаль, что так получается. — почувствовал себя идиотом Савва. — Все‑таки царским князьям не отказывают, коль они желают видеть своих подопечных.

— Я догадалась, — поспешила оправдать его белокурая бестия. — Мне даже известно, ради чего вам будут трепать нервишки.

— Вот как?

— Вчерашний вечер я провела у великого князя. Правда, больше в обществе его жены, великой княгини Елизаветы Федоровны. Но ведь женщины болтливы, не так ли? После оцените мою прозорливость, — предупредила гостья дальнейшие расспросы. — Вам надо собраться с мыслями. До встречи, — она запросто подала руку в изящной парижской перчатке, а другой, пока он прикладывался, потрепала его по упрямому затылку.

— Вы невозможны!

— Возможно, но — завтра. Не забудьте после нахлобучки: у мадам Жирондель, не позднее шести. Потому что мой поезд отходит в двенадцать, а разве стоит ограничивать время для приятных бесед?

Она уж стучала каблучками к выходу, когда он позвонил. Влетевший камердинер чуть не сшиб гостью в дверях.

— Ну, Степан!.. — зыркнул он на него. — Проводи даму. дане спеши от усердия, — невольной шуткой смягчил свой суровый тон.

Степан был из своих еще, ореховских молодцов — красив, скор на ногу и одет не хуже губернаторских секретарей. Хозяин мог быть и неряшлив в своей одежде, а слуги должны блюсти морозовскую честь.

Великому князю, видите ли, вздумалось посмотреть особняк, построенный академиком Шехтелем. Может, и сам глаз на архитектора положил? Капитан Джунковский с утра примчался с такими вот словами:

— Его высочество выразил желание поближе познакомиться с творением Шехтеля. Он вскоре прибудет. Да, с другими адъютантами, так что мне нет и нужды отлучаться.

— Как угодно вам, капитан, и как угодно будет его высочеству, — без всякой лести сказал в ответ Савва, ретируясь на второй этаж.

За хозяина внизу остался дворецкий Семен. Он был великий артист своего дела. Да и как не быть артистом, когда чуть ли не ежедневно — то Станиславский под руку с Лилиной, то Вишневский ведет Ольгу Книппер, еще не скинувшую траур, но и не желавшую оставаться в одиночестве, то Москвин — сестру Чехова, Марию, атои вся братия во главе с великопартийной политессой Андреевой — с Алешкой‑то Горьким бодаться лбами тоже надоедает. Нет, душу отвести можно у третьего содиректора, Морозова. Не только дворецкий — у кого угодно глаза разбегутся. Кто угодно их же голосами и заговорит:

— Сав-авва Тимофеевич! Учтите: или Андреева, или я!

— Царица Иринея! — и это усвоил дворецкий. — Извольте все пасть ниц!

— Царь Федор Иоаннович — помазанник божий!

Вот и сегодня: хозяин‑то под утро убрался в свою спальню и приказал черногорцу Николаю всякого спускать по лестнице, кто сон его потревожит. Истинно спать от такой ночи хотелось. Но ведь не дали — цари и царицы, черт их бери! Вся труппа бузотерила ночь напролет. Траурно-милая Книппер, правда, не плясала на столах, но другие‑то? Андреева с Лилиной разошлись так, что особняк почище динамита могли разнести. Право, искры летели не только из камина, неизвестно зачем по такой теплыни затопленного, — из- под игривых каблучков. Прекраснейшая ночь!

Правда, бессонная. И под утро не дали вздремнуть.

От всего этого хозяин не отдавал себе отчета — ночь ли все еще, новый ли день начался? Для прояснения головы и драпанул на ранний променад — как и сегодня, вниз по Спиридоньевке, до Пресни, под заводские гудки. Совесть, видно, заедала, что он опять уже неделю не слышал ореховских гудков. Истинно, наслаждался и чужими!

Хотел поспать, как и сегодня, но и вчера не дали. Гости лезли в сумасшедший дом, как тараканы. Вначале какой‑то пожарный — то ли огонь какой‑то сигаретный тушил в театре, то ли под сигаретный дымок здесь выпить захотелось. Потом цыгане понаехали — черногорец Николай им кинжалом пригрозил. Потом капитан Джунковский набежал с известием — великому князю, видите ли, особняк с утра пораньше посмотреть захотелось. Тоже, небось, с перепою?

Савва Тимофеевич щедро разрешил играть Зинаиде Григорьевне аристократическую роль. Вот и пусть занимается и великим князем, и великой княгиней!

Но даже и он, и во хмелю не терявший головы, не учел: ведь артисты‑то всей оравой, как водится, целой извозчичьей кавалькадой, приезжать‑то приезжали — да все ли по домам разъехались? Оказывается, многие коротали остаток ночи в обширных апартаментах на втором и даже первом этажах. И вот когда с приездом генерал-губернатора поднялся тарарам — они и полезли из всех щелей, кто в чем был. Под конец‑то ведь ночи какой‑то театральный капустник разыгрывали, не успели выйти, как говорится, из своего амплуа. Перед изумленным взглядом августейшего гостя разворачивался невообразимый балаган.

Некто в царском одеянии — и с пивной трактирной кружкой; некая темноволосая растрепуха, мнящая себя царицей; наконец, некие босяки, хором кричащие:

— Человек — это звучит гордо! Понимаете, лицедея с Тверской-Ямской?!

А этот двухметровый черногорец, в позе вестника смерти, не снимавший руки с кинжала?

Кроме всего и пристав ближайшей части, примчавшийся сумасшедшим галопом, так что его длиннющая «селедка» чечетку отбивала по мраморным ступенькам!

Все это кого угодно могло свести с ума. Если он и обретался в голове. А дядюшке нынешнего государя, великому князю Сергею Александровичу, — зачем такие излишества? В голове у него гимназистки прыгали, выловленные вчера на улицах и привезенные под шампанское сметливым адъютантом Джунковским. Великий князь потешался, сколь годы позволяли, под утро разругался со своей великой княгиней Елизаветой Федоровной — и вот ни с того ни с сего надумал ехать к богатею Морозову. Тряси мошной, купчина!

Но все делалось — как делалось от века. Истинно без царя в голове. Характера‑то Саввы Морозова он не знал, а капитан Джунковский, только что осевший в адъютантах, не решался перечить. И вышло, что великий князь вроде бы приехал на смотрины особняка, про который его заброшенная княгинюшка и наперсница Зинаида Григорьевна все уши прожужжала. Они со здешней хозяйкой давно успели подружиться и время проводили в счастливой дамской болтовне. А сам супруг, он же великий князь, он же, наконец, московский генерал-губернатор, пожалуй, в дурачки заигрался. Нагрянуть незваным гостем! Для осмотра‑де шехтелевского строения. Для досужего времяпровождения. в отсутствие даже самого хозяина. Не изволил Савва Морозов спуститься на первый этаж. С последними загулявшими артистами утреннее шампанское допивал.