Нелидова. Камер-Фрейлина императрицы - Нина Молева

* * *

Е.И. Нелидова, императрица Мария Фёдоровна

Придворные служители перешёптываются. Подумать только: в который раз императрица посылает за своей бывшей фрейлиной. И если бы просто фрейлиной!

Известно, Катерина Ивановна Нелидова в штат войти отказалась, как её государыня ни уговаривала. Уж чего, кажется, между ними не было, а вот, поди ж ты, императрица как есть ластится к Крошке. Да как её иначе назовёшь: росточку крохотного — никакие каблучки не помогают, из себя худенькая — как есть былинка в поле, ручки — ребёнку впору, зато характеру хоть отбавляй. Слыхали, слыхали, как в былые времена император называл, да ласково так.

Теперь не то. Своих покоев у Нелидовой как не было последнее время во дворце, так и нет. Встретит ненароком в переходе — из-под портьер да полуоткрытых дверей чего не доглядишь! — поклон такой церемонный отвесит, она до земли присядет. Головы не подымет, пока его величество не пройдёт.

Было однажды — обратился к ней. Что говорил, расслышать не удалось. Тихо так и скороговоркой французской. И будто не сердится, не выговаривает — ответа какого, что ли, добиться хочет. А она грустно-грустно так отвечает. Он опять добивается — она только головой качает. Не вышел разговор, и на поди.

Зато императрица, чуть что, Катерину Ивановну к себе зовёт. Часами толкуют. Может, не так: не то что вдвоём говорят — больше императрица. Катерина Ивановна поддакивает. Редко-редко пару слов скажет. Приезжать — все заметили — не любит, а себя, видно, в узде держит.

— Мы давно с вами не толковали, Катерина Ивановна.

— Недели две, ваше императорское величество.

— Нет-нет, друг мой, целых восемнадцать дней. Я столько бумаги заставила за это время исписать секретаря, что положительно это скажется на бюджете моего Кабинета. Я так и жду выговора от императора.

— Новые мысли, ваше величество?

— О, да! И мне прелюбопытно, как-то вы к ним отнесётесь.

— Я уверена, они будут обращены на пользу делу.

— Подождите меня хвалить. Я этого ещё не заслужила. Вот смотрите, 2 мая нынешнего года я была назначена императорским указом главною начальницей над всеми воспитательными домами. И знаете, я не сразу поняла, что заняла место покойного Бецкого.

— Как вы можете сравнивать себя с Бецким, ваше величество!

— Вы хотите сказать, что покойный фактически ничего не делал и притом много лет. Дело было пущено на самотёк, а хищения и злоупотребления в воспитательных домах достигли совершенно чудовищных размеров.

— Не только это, ваше величество, насколько я знала Ивана Ивановича, он никогда педагогическими темами не интересовался. Его развлекал только театр и возможность с помощью театра предстать перед покойной государыней в выгодном свете.

— А между тем Бецкой утверждал, будто только и делал, что читал педагогические сочинения и обсуждал их с покойной императрицей и с кем-то из французских философов, а с Давидом Гриммом наверняка. Об этом много говорила госпожа де Рибас.

— Не мне судить, ваше величество, о недостатках или даже заслугах покойного господина Бецкого. В моей памяти он остался достойным старцем, всегда апеллировавшим к имени покойной императрицы и её поддержке — не более того.

— А в институте — разве он редко бывал в институте? Или не вёл с вами воспитательных бесед?

— Мне не довелось быть слушательницей господина Бецкого, ваше величество. Я не была в числе его любимиц.

— Вы очень осмотрительны в ваших ответах, Катерина Ивановна.

— Мне бы хотелось всегда быть объективной. Личные обиды, мимолётные неудовольствия никогда не были добрыми советчиками. Да и с возрастом на них начинаешь смотреть совсем по-иному.

— Между тем, как доложил мне Плещеев, всё обстояло не так просто с Бецким. Плещеев уверяет, что Бецкой был единомышленником императрицы Екатерины, не только разделял, но и подсказывал ей некоторые мысли. Вы не будете возражать, если в нашей беседе примет участие именно Плещеев?

— Как я могла бы!

— Отлично. Вот вы и дождались своей очереди, Плещеев, и внимания двух очень заинтересованных в ваших выводах слушательниц.

— Ваше величество, я заранее прошу прощения за неполноту и недостаточную глубину моего доклада. Виной тому не моё небрежение, но исключительно обстоятельства. Прежде всего нехватка времени — покойный оставил такое множество бумаг, к тому же исписанных не слишком явственным почерком.

— Бецкой обходился без секретаря? Невероятно!

— Именно так, ваше величество. Покойный имел секретаря, но часто записывал свои мысли и соображения во время бессонницы, которой страдал много лет. В течение ночи, как уверяет Настасья Ивановна, он не раз менял кресло, на котором спал, на кресло у рабочего стола и набрасывал свои соображения. С годами его почерк становился всё менее разборчивым. Но я не назвал ещё одного обстоятельства, сказавшегося на моём докладе: Настасья Ивановна не пожелала предоставить мне все бумаги покойного.

— И объяснила причину?

— Ваше величество, скорее всего в этом сказалась привязанность госпожи де Рибас к своему покровителю и благодетелю.

— Полноте, Катерина Ивановна, разве воля императрицы — не закон? Что ж, мне придётся специально распорядиться, чтобы весь архив Бецкого был перевезён в мой кабинет. А пока мы слушаем вас и заранее прощаем то, что вы назвали несовершенством материала.

— Итак, ваше величество, мне придётся повториться: господин Бецкой признавал исключительное могущество воспитания и полагал, что именно воспитанием даруется новое бытие и производится новый род подданных. При этом Бецкой возлагал на государство обязанность воспитывать народ. По его мнению, именно государство могло позволить избежать два основных недостатка нынешней подготовки людей и подданных. Первым недостатком для его превосходительства была односторонность специального образования.

— С этим трудно не согласиться.

— Ваше величество, полагаю, вам ещё ближе покажется второй, обличаемый Бецким недостаток: пренебрежение нравственным началом при развитии человеческих способностей.

— Это делает честь покойному. Но если с первым ещё можно смириться, то со второго следует начинать.

— Бецкой так и полагал, что одно учение бессильно производить истинно-полезных граждан. Кроме просвещения ума наукою, необходимо наставникам облагораживать сердца своих питомцев. Благонравие учеников предпочтительней их научных успехов.

— Пока я не замечаю расхождений с собственными убеждениями.

— Они последуют дальше, ваше величество. Императрица Екатерина Алексеевна поддерживала господина Бецкого в утверждении, что каждое новое поколение следует всячески отделять от старого. Так в России старшее поколение погрязло в невежестве и рутине, и без искусственной преграды между ними младшее неизбежно станет повторять былые ошибки и ошибочные убеждения. Для этой цели господин Бецкой предлагал создание целой системы закрытых учебных заведений, где предполагалось содержать детей вдали от их семей и общества, пока не созреет их ум и не окрепнут привычки к иной, просвещённой среде. Бецкой специально докладывал императрице Екатерине Алексеевне, что в России старые рутинёры вообще — я привожу буквально его слова — зверообразные и неистовые в словах и поступках.