Свет мой. Том 2 - Аркадий Алексеевич Кузьмин

– Дядя Ефим, а зачем ты рисуешь? – был ее вопрос.

– Я рисую для книжки.

– А книжка хорошая?

– Почти сказка.

– А про что, скажи? – не унималась Надя.

– Про всякие приключения.

– И про козочек беленьких?

– Как есть. Про все.

– Я хочу почитать… – вязала она слова по детскому обыкновению.

– А я люблю полежать, когда можно и греет, – натурально признался Костя, возлежа около на злополучном надувном матраце, с которого свисали его большие пятки. – Когда лежбище – люкс, тела не впритык тасуются; ходишь – и не спотыкаешься о них. И море – считай, заповедное, чистейшее, не видно кораблей. – Он сюда приехал, чтобы поваляться, сил набраться; был у него сезон тяжелый: на пределе нарыбачился он везде, так как жинка была в декрете, а после родов не работает. Она осталась дома с малышом, а его, рабочего, и дочку погнала на отдых. – Уж очень она решительная у нас. Наказывала получше за ней приглядывать, – добавил он. – Да не получается вот у меня…

– И какой же ты, Костя, рыболовлей занимаешься, если говоришь, что так тяжело? – Спросил Ефим, удивленный.

– Рыбалкой мы и я называем то, что я добываю сеткой мотыль – личинок, скажем, комариных – вылавливаю этот корм для Московского зоопарка в первую очередь. Для кормления рыбок аквариумных. Поставляю означенную порцию мотыля. Потому и колесю и шастаю по всем водоемам и речкам в поисках такой добычи. Нарождающейся вне сезонья. Где, когда она есть? Ищи-свищи. А заявку выполни, будь добр. В объеме, предусмотренном планом.

– Что ж, интересная работа. На природе по крайней мере. На воздухе.

– Зашибись сколько интересна! Знаешь глубину и ширину всех речных протоков Подмосковья, их плодоность комариную…

– Слушай, Константин, – предложил Ефим, – ты бы присел сюда, под тент, – местечко есть; на солнцепеке у тебя, вижу, уже плечи и спина докрасна поджарились. Давай, иди!

– Ой, шкура моя – фантастика: она краснеть краснеет, но не загорает, – сказал Костя, только присел на матраце.

– Как так? Неужели?

– Наутро, увидишь, тело у меня опять станет бледно-розовым. Я еще пацаном такое обнаружил – как в пионерских лагерях бывал запевалой; потом проверился, как подопытный кролик, и на Каспии, где служил в пехоте и лопал виноград. Ну, фатаморгана. Слыхал? Там ребята дали мне такую кличку.

– Чудно!

– Пойми, Фима, я не жалуюсь ни на что; когда есть возможность заработать деньги – почему же не воспользоваться этим честно? Когда есть немалые материальные траты, а частная братва – аквариумщики и рыболовы (их – пруд пруди) просят корм, и шустрит торговля рыночная. Хотя и берут порой мотыль по-стаканчику. В развес. А нам нужно оплатить кооперативную квартиру, питание, то, се, потому как целая семья у нас – четверо. Да хочу и машину купить, без нее – труба, не выедешь на большак подобру-поздорову; на трехколесном мотоцикле, каким владею, не разгонишься: он уже не выручалка для меня. Утиль!

– Верю, верю, Константин: ежели настроишься и поработаешь, – все осуществится. У кого какой запрос. И какой хребет и стать. – Ефим пытался говорить понятнее.

– А почему ты все телеса рисуешь?

– Книжные иллюстрации. Вот изготовлю какое-то число их, и, как и ты, получу за них деньгу на прожитье, на бумагу, кисти, если примут их для печати, примут на художественном совете.

–Что, и могут забраковать еще?

– И не раз. И то заказами не балуют нас, графиков, которые помоложе иных корифеев, те, которые в большой силе, образуют негласный клан устойчивых заказодателей, старых сговорщиков. Только-только мы вживаемся и пробуем себя профессионально – протиснуться и состояться.

– Послушай, так не проще ли тебе придти к нам, вкалывать не зазря и не быть никому обязанным? Выходит, мне полегче даже будет, если сравнивать… Я не ожидал… И зачем такое-то мучение?

– Мечта, Константин! Мечта всей жизни!

– Слышь, приезжай к нам, в Москву, на следующее лето, серьезно говорю тебе. – Костя со всеми был сходчив, общительный, хозяйственный. Он ни перед кем не унижался.– Уже квартиру трехкомнатную получим – пятый этаж возводят… Покажу тебе наш зоопарк. Ребята там работают хорошие. Кстати и зверей, каких хочешь и сколько хочешь зарисуешь – все поинтереснее, думаю, двуногих зверушек… А отчего бы тебе картины не писать? С оленями… Были бы нарасхват… Москва – дока по этой части. Все вывезет.

– Не годится для меня: я не живописец, цветность слабо различаю.

– Не пасуй. Можно ведь и без цвета яркого работать – под малахит. Как в фотографии. Или в кино.

– У каждого – своя стезя. И никто не займет чужую.

– Но сужаться нам – от сих до сих – нельзя. Смерть! В детстве мне нравилось петь. Так и сейчас поем вместе с жинкой и ее сестричками. И нам тепло. Люкс! Только моя тетка, зараза непоющая, попиливает жинку, и укорачивать ее приходится мне. А ты еще, скажи, не обзавелся своей кралей, что один здесь?..

– Нет, не сподобился пока. Но должна одна сюда на днях приехать…

– А набрасываешь ты лишь фигурки человечьи? По боку – животных?

– Нет, если представляет интерес… для дела…

– Когда-нибудь потом все пригодится. Знаешь, сначала я, бывши помоложе, невостребованный рыбак, ловил циклопов для рыбхоза, разводившего рыб на продажу. Циклопы – та же живность речная, озерная, мелкая; ими директриса рыбхоза снабжала и милицию – рыболовов и аквариумщиков. Пока рыбхоз не прикрыли. Прошел спрос на то и на рынке. На эти циклопы. Тогда устроился я в зоопарк, стал поставлять сюда мотыль. Спецкостюмов не было, сами мы, кто как мог, клеили-приклеивали к сапогам резиновым верх, чтоб вода по грудь не проникала. Зимой же добываем мотыль с плота. Половив, на ночь плот заякорим и пускаем на середину реки. А утром приходим и на длинную веревку (метров больше тридцати) привязываем зубило и закидываем на плот, чтобы подтянуть его к себе и забраться на него с орудиями лова. Как-то я, силач все-таки, бросал зубило раз тридцать – не добросил. Мой напарник, Стогов Мишка, и говорит: «Дайте, кину я: может, у меня получится; вон гранату на службе так ловко швырял – ого!» Взял он в руки зубило, размахнулся им – и тут конец веревки потащил его за собой. Он и поплыл за ней. И выкупался. Просил виновато у Жорки, владельца легковушки: «Пусти, пожалуйста, погреться»… То-то смеху было.

– Представляю. Вижу, Константин, что моя профессия мне по плечу. Ты не зазывай меня на испытательство водой.

– Было