Призрачные воины - Лючия Сен-Клер Робсон

колючки, и понимал, что его последней паре носков из бизоньей шерсти пришел конец. Коллинз мысленно костерил себя на чем свет стоит. Ну зачем он снял сапоги? Почему не привязал Рыжего прямо у дверей? Впрочем, какая разница? Апачи уведут его откуда угодно, если конь им позволит. А ведь Рафи почти поверил сержанту, уверявшему, что апачи никогда не нападут на форт, потому что считают это место проклятым. Цезарь добежал до стоянки фургонов первым.

— Отелло с Дездемоной на месте, а двух других нету! — крикнул он. — Я осмотрю фургон.

Рафи с облегчением выдохнул, увидев на фоне розовеющего рассветного неба силуэт Рыжего. Коллинз понимал, что пускаться с солдатами в погоню за индейцами бессмысленно, поэтому даже не стал седлать коня.

Ковыляя, он направился к Рыжему. Подойдя к коню, Рафи погладил его по носу и нежно сжал ему уши — чалый от этой ласки просто млел. Рыжий ткнулся мордой хозяину в грудь и легонько толкнул. Рафи провел рукой по шее коня Пальцы нащупали странный предмет, запутавшийся в гриве. При ближайшем рассмотрении оказалось, что предмет не просто запутался: его привязали к гриве. Рафи срезал вешицу и принялся разглядывать.

— Кто к тебе наведывался, старина?

Рыжий не ответил.

Рафи не сомневался, что у него в руках амулет, и явно работы апачей. Коллинз готов был поклясться, что амулет принадлежал Лозен. Вопрос в другом: к худу она его оставила тут или к добру?

Маленький амулет на широкой ладони Рафи был легче паутинки. Коллинз потрогал крошечный птичий череп, погладил перышки огрубевшими, покрытыми шрамами пальцами. Сам не зная почему, он вдруг уверился, что Лозен оставила им с Рыжим амулет с целью привлечь на их сторону удачу.

ГЛАВА 38

ИГРЫ С ОПОССУМОМ

Высокая протянула сложенное одеяло, поверх которого лежали отделанная бахромой сумка и кисет с табаком. Женщина покачнулась и потеряла равновесие, но Лозен успела подхватить вещи, прежде чем они упали на землю.

— Помоги мне, Сестра, — запинаясь, произнесла Высокая. Глаза у нее были мутные — от таких Лозен всегда воротило. Хотя скудные припасы племени на зиму подходили к концу, Высокой каким-то чудом удалось собрать достаточно кукурузы, чтоб он забродила, превратившись в тисвин, густое питье серого цвета.

— Кто захворал?

Ничего не ответив, Высокая повернулась и, пошатываясь, побрела прочь. Лозен передала подарки Дочери и двинулась вслед за женщиной.

— Ты придешь танцевать? — крикнула ей вслед Дочь.

— Если получится.

Не успела Лозен добраться до жилища Высокой, как услышала плач ребенка. Наверное, та снова поила малыша тис-вином.

Высокая уснула, а Лозен весь день до глубокой ночи пела заклятия, тогда как ее бабушка и две бабушки малыша тянули: «Ю-ю-ю-йом». Лозен нанесла на лоб, губы, подбородок и грудь ребенка пыльцу, всякий раз выкрикивая взрывной гортанный клич: «Ха! Ха! Ха!» Нашептывая молитвы, она растерла тело ребенка вырезанным из дерева изображением змеи. Наконец, воскликнув: «Угаш! Изыди!» — она бросила деревяшку в огонь.

Затем, продолжая читать заговоры, Лозен стала растирать сведенные судорогой конечности и шею ребенка. Постепенно шаманка впала в транс. Она не слышала, как вдали стучат танцевальные барабаны, не замечала пения старух вокруг. Она забыла, что мужчины, с которыми она участвовала в налете на форт, сейчас рассказывают победной пляской о своем успехе. Она не слышала хохота, когда Вызывающий Смех, высмеивая горделивый боевой танец, принялся отплясывать над тощим грязным куренком, которого невесть где добыл.

С приближением рассвета к поющим старухам стали присоединяться другие члены племени, среди которых были Ветка Кукурузы, Мария и даже Одинокая. Под конец в едином ритме качались и пели два десятка человек. Когда взошло солнце, у ребенка почти кончились силы бороться. Лозен отчаялась. Ноги невыносимо ныли оттого, что она провела в сидячем положении всю ночь. Больше всего на свете ей сейчас хотелось спать, но вместо этого она решила еще раз вознести молитву Дарителю Жизни.

Дочитав ее до конца, она опустила взгляд и увидела, что мальчик успокоился. Дыхание выровнялось, а мышцы расслабились. Лозен возблагодарила Дарителя Жизни, а потом принялась трясти спящую Высокую.

— Никогда больше не давай своим детям тисвина, — строго произнесла Лозен, когда женщина проснулась.

Высокая испугалась, будто шаманка пригрозила навести на нее порчу в случае непослушания.

— Хорошо, Тетушка.

Лозен с Бабушкой отправились домой. По дороге они видели, как участники танцев, зевая и тихо переговариваясь между собой, расходятся по стойбищам.

— Тебе кажется, что ты побывала в ином краю? — спросила Бабушка.

— Да. — Лозен узнавала людей, попадавшихся ей навстречу, но при этом они почему-то казались ей незнакомыми. Она всегда ощущала себя подобным образом после долгого пения заговоров.

— Когда мы поем заклятия, Даритель Жизни помещает нас в обитель духов, — пояснила Бабушка.

Лозен очень хотелось закутаться в одеяло и хорошенько выспаться, но, вернувшись домой, она обнаружила, что ее ждет родня. Когда пришла мать Ветки Кукурузы и Текучей Воды, Викторио отошел в сторону и сел к женщинам спиной. Женской половине семьи предстояло обсудить обряд, который готовилась пройти Дочь.

— Глазастая согласилась стать ее покровительницей, — промолвила Текучая Вода. — Скажи, Сестра, ты сможешь встать с ней в пару, когда придет время танцев? — обратилась она к Лозен.

— Да.

Решив этот вопрос, женщины заговорили о том, кого попросить бить в барабаны, петь и вести ритуал. Они прикинули, какие вещи понадобятся для подарков и сколько за них придется отдать лошадей. Больше всего их беспокоил вопрос, как избежать стычки с синемундирниками в течение нескольких месяцев, нужных для подготовки церемонии, и как не подпустить солдат к племени в те несколько дней, пока будет длиться обряд.

— Можем согласиться перебраться в то место, которое приготовили нам синемундирники, — предложила Ветка Кукурузы. — Там на нас никто не нападет.

— Нет. — Текучая Вода была непоколебима. — Ты сама слышала, какие ужасы родня Широкой рассказывает об этом крае. Мы все заболеем и умрем обезображенными, совсем как мескалеро.

Мать Текучей Воды взяла мокасины, которые чинила, и направилась к своему костру. Викторио макнул кусок тыквы в котелок с тушеной зайчатиной и направился к женщинам. Большинство воинов брезговали женским обществом, но Викторио всегда был рад выслушать их мнение по тому или иному вопросу, поскольку знал: они воспринимают мир иначе, чем мужчины.

Помимо того, что Викторио ломал голову, как провести обряд Дочери, не опасаясь нападения синемундирников, его снедали и другие тревоги. Синемундирники требовали, чтобы все апачи переселились в специально отведенные для них места и жили там под наблюдением военных.

— Этот край наш. Мы вольны селиться, где пожелаем, — заявил Викторио. — Так было всегда.