"Долина смерти". Трагедия 2-й ударной армии - Изольда Иванова

Родился я в Калининской области в 1922 г. До войны: закончил ФЗО, работал плотником на строительстве Парголовского моста. 15 июля 1941 г. был призван в армию.

Наш 285-й батальон связи формировался в Казани. В декабре выехали на фронт. Прибыли на ст. Малая Вишера и поступили в распоряжение штаба 2-й УА, который располагался сначала в Малой Вишере, потом в Папоротно: всегда в глухом лесу, подальше от больших дорог. К штабу шли все линии с передовой и тыла — набиралось до 100 и более линий.

Батальон состоял из таких подразделений: штаб, взводы телефонистов и радистов; зарядная база, обеспечивающая электропитанием аппараты и освещение командования; авторота, телефонно-телеграфный строительный взвод, в котором я и служил.

Мы обеспечивали связь штаба армии. К дивизиям и бригадам отношения не имели. Говорить кому-либо о том, что мы — связисты штаба, категорически запрещалось. Работы хватало: за неисправность связи взыскивалось очень строго. В особенности было тяжело, когда приходилось оборудовать новый узел связи. Дадут три дня, а работы — уйма, вот и лазаешь день и ночь. Передовая отходит вперед надо дополнительную связь оборудовать, и так все время.

Армия вступила в бой в начале 1942 г. В январе-феврале были успехи, но стоили они больших человеческих, жертв. Пополнение нередко приходило без винтовок, с одними противогазами. Бойцы надеялись, что оружие выдадут на фронте, а давать-то было нечего. Возьмут деревню — вновь прибывший берет винтовку убитого и занимает его место.

Мы жили всегда поблизости от штаба: с марта в Огорелях, затем на р. Полисть. Выкапывали блиндаж — один на взвод. Редко когда попадалось сухое место, а то все вода, да и в этом блиндаже некогда было сидеть. Если случится короткий отдых, когда нет обрывов, так это счастье. А обрывы больше всего были по ночам, потому что на передовую и с передовой пробраться удавалось только ночью: днем все душила вражеская авиация.

Раздеваться и разуваться нам не разрешалось, да и сам не разденешься в такой сырости. Станешь переобуваться — сперва ногу вытащишь из валенка, потом уж портянку от валенка примерзшую отрываешь. Мы ведь до июня ходили в валенках, ватных брюках и фуфайках. Снег как начал таять — днем все намокает, а ночью замерзает. Многие обмораживались тогда.

В апреле заболел командарм Н. К. Клыков и был отправлен на лечение. Объявили, что командование 2-й ударной принял генерал Власов. Блиндаж командующего под семью накатами находился недалеко, но заходить туда могли только такие личности, как комдивы, комкоры, комбриги. Нам, маленьким исполнителям, редко удавалось кого-либо увидеть. Однако нового командарма я вскоре увидал.

Власов вышел однажды из своего блиндажа в сопровождении адъютантов и стал останавливать рядовых солдат, приказывая, чтобы мы проходили мимо него строевым шагом и отдавали честь.

Всех подробностей о Власове как командующем, я знать не могу, но осталось впечатление, что именно со вступлением его в должность в армии стала ощущаться какая-то апатия, и с завоеванной территории войска начали отступать. Начались трудности со снабжением. Стали на себе, по колено в грязи, носить продукты через «коридор» у Мясного Бора, но скоро и этот проход был закрыт.

Сперва ночью прилетали самолеты, сбрасывали продукты, но их было недостаточно. А потом немец не стал допускать к нам самолеты, начал их сбивать. И вот тут начался страшный голод. Ели что придется: кожу, копыта убитых еще зимой лошадей, обдирали кору с деревьев, съели всю крапиву и кислицу, появившуюся в лесу.