Промельк Беллы. Романтическая хроника - Борис Мессерер

Это известие произвело должный эффект на всех присутствующих.

Решили выехать на следующее утро.

Утро следующего дня началось со встречи с Еленой Владимировной Набоковой в кафе за завтраком на берегу Женевского озера. Она, несомненно, была похожа на брата и обладала замечательно правильными чертами лица.

Елена Владимировна напутствовала нас, и мы помчались в Монтрё. За рулем автомобиля была Маша Банкуль.

Манящая даль Женевского озера, все время разворачивающаяся по ходу движения различными ракурсами одного и того же пейзажа, а по другой стороне дороги мелькающие прекрасно построенные домики, ограды и стриженые деревья.

Маша сказала, что она согласилась за нас на еще одну встречу, о которой ее просил почитатель таланта Беллы английский профессор Кемпбелл – славист, работающий в университете городка Веве. Он должен ждать нас в условленном месте по дороге. Конечно, мы стремились в Монтрё, но череда встреч продолжалась.

Профессор оказался улыбчивым и приветливым господином. Он сказал, что у него русская жена – бывшая балерина с неожиданно громко прозвучавшей фамилией – Уланова. Он предложил зайти в английский паб, который находился в двух шагах от места, где мы встретились. Короткое общение, мы выпиваем по глотку джина с тоником в компании с этим приветливым господином и вместе с ним едем дальше. Время сжимается все плотнее, и мы понимаем, что нам его уже недостает.

В самом Монтрё нам пришла в голову идея купить цветы, и вдруг это стало неожиданной задержкой – при невероятном количестве цветов на улицах и дорогах поиск цветочного магазинчика оказался проблемой. И, уже найдя магазин, мы нашли и новые приключения: Маша локтем задела девушку продавщицу, и кружка с пивом для хозяйки упала из ее рук и разбилась. Взаимные извинения, наши предложения заплатить за кружку, гордый отказ хозяйки и, наконец, покупка роз.

Точно – минута в минуту – мы оказываемся у входа в Монтрё-Палас-отель.

Мы вошли в просторный холл первого этажа большой гостиницы, построенной в викторианском стиле. Холл весь светился зеленым цветом, начиная с потолка, решенного архитекторами с применением каких-то листков из металлических пластин – они свисали с потолка и приходили в движение при легчайшем дуновении.

Дальше – открытые двери просторного лифта, решенного точно так же, как и зал, и являющегося его неотъемлемой частью. Когда лифтер нажал кнопку второго этажа, показалось, что часть зала отделилась и поехала вверх.

В холле второго этажа нас вместе с Машей препроводили в помещение, отделенное ширмой, которое называлось Green hall. На окнах были прозрачные зеленоватые шторы, гармонировавшие со всей обстановкой. Не успели мы сесть в кресла, как перед нами появился сам Владимир Владимирович под руку с Верой Евсеевной.

Когда вошли Набоковы, мы учтиво поздоровалась с ними, а Маша стала откланиваться, считая, что так будет лучше для нашей беседы. На что Владимир Владимирович любезно предложил ей побыть вместе с нами, сказав, что он все равно не сможет долго беседовать, что он хворал и не совсем здоров. Но Маша настояла на своем.

Владимир Владимирович предложил нам сесть к низкому стеклянному столику, а Вера Евсеевна распорядилась поставить цветы в воду и опустить прозрачные зеленые шторы.

Лицо Владимира Владимировича поразило меня правильностью своих черт и какой-то одухотворенной красотой. Вот, оказывается, какова порода русского человека в своем совершенном виде.

Сразу бросилась в глаза пышная седина Веры Евсеевны – волосы казались ореолом вокруг головы. Жена Набокова завораживала какой-то кротостью и одновременно несгибаемостью характера.

Владимир Владимирович и Вера Евсеевна тоже с особой проницательностью всматривалась в нас, наверное стараясь понять, кто мы такие, каково наше происхождение, как могли произрасти на почве, которую так старательно иссушала советская власть. Больше того, в ходе разговора Владимир Владимирович спрашивал нас об этом и дивился всему, даже обращая внимание на то, как мы одеты. На Белле был элегантный коричневый замшевый пиджачок, черная рубашка с черным жабо, бежевые лосины и высокие коричневые ботфорты – образ, который я нафантазировал для нее.

А главное, Набоковы были поражены тем, что впервые видят людей, которые вырвались на Запад, но хотят вернуться обратно в Россию.

Владимир Владимирович любезно спросил:

– Не желаете ли что-нибудь выпить?

Мы ответили:

– Да, если можно, джин с тоником.

Официант принес заказ. Белла была настолько взволнована, что, по-моему, растерялась и сказала довольно странную фразу:

– Владимир Владимирович, поверьте, я не хотела вас видеть.

На что Владимир Владимирович усмехнулся.

А Белла добавила:

– Вдобавок вы ненаглядно хороши собой!

Владимир Владимирович отнесся к этому с некоторой иронией, но ответил:

– Вот если бы лет двадцать назад или хотя бы десять…

Затем Белла стала объяснять, что не вкладывала в свое письмо художественного смысла, а лишь старалась оповестить любимого писателя о прямом его существовании в сердцах сегодняшних русских людей.

Владимир Владимирович в свою очередь сказал, что напрасно Белла так строга к себе – он ощутил в письме ее художественные намерения, похвалил фразу из описания нашего визита в его дом на Большой Морской:

– Мне очень понравилось, как “вышел от всего уставший начальник”. Это живой образ человека.

Владимир Владимирович спросил:

– А в библиотеке можно взять мои книги?

Мы просто развели руками.

Вера Евсеевна сказала:

– Американцы говорили, что забрасывали Володины книги на родину через Аляску.

Это вызвало улыбку Набокова:

– Вот и читают их там белые медведи!

И сразу же продолжил:

– Вы правда находите мой русский язык хорошим?

Белла:

– Лучше не бывает!

Владимир Владимирович:

– А я думал, что это – замороженная земляника.

Видя, как Белла переживает каждое сказанное слово, Вера Евсеевна сказала:

– Сейчас она заплачет.

Надо было знать гордость Беллы, глотая слезы, она ответила:

– Я не заплачу.

Дальше разговор переключился на темы русской эмигрантской литературы. Набоков вспомнил выражение из романа Максимова, которое привлекло его музыкальным звучанием: “«Еще не вечер…» – что это за фраза? Очень хорошая. Откуда она?” Я сказал, что в России так многие говорят: в этом выражении звучит шанс на продление надежды.

Довольно неожиданно Владимир Владимирович стал тепло говорить о Саше Соколове и его книге “Школа для дураков”. Мы обрадовались, потому что и сами любили эту книгу. Было большим удовольствием позднее передать Саше комплимент Набокова.