Игра в прятки - Лора Джонс

– Я буду справляться о моем песике, – говорю я, тщетно стараясь не плакать. – Если его найдут, я за ним пришлю.

Но я уже понимаю: грозящая мне опасность столь велика, а мои возможности столь ограничены, что, скорее всего, мы с моим милым питомцем уже не воссоединимся и я никогда не заключу его теплое тельце в объятия, не почувствую на своем лице его горячее дыхание. Не знаю, как пережить эту горестную разлуку, страшнее которой ничего не могу представить. Боль разрывает мое сердце в клочки. С моих губ срывается рыдание.

Сдвинув брови, девица Тибо внимательно смотрит на меня. Она снимает с головы чепец и протягивает мне. Я неловко ощупываю голову и только сейчас понимаю, что не удосужилась покрыть ее чем‑либо с момента падения из окна.

Натянув предложенный чепец на свою лысую, мокрую голову, я силюсь улыбнуться. Девица не возвращает улыбку, однако кивает, как бы принимая мою благодарность.

– Пошла, – говорит она и шлепает лошадь по крупу, заставляя ее тронуться с места.

Я спускаюсь с холма, миную деревню и еду дальше. Я скачу и скачу, не зная, куда направляюсь и что со мной станется. Слезы на моих щеках холоднее и бесконечнее дождя.

Спустя какое‑то время мой взгляд внезапно устремляется к горизонту. Бушует гроза, но я вижу, что небо вдали ясное. Оно усыпано бриллиантами, и чудится, будто между мной и этой бескрайней россыпью драгоценностей больше ничего нет и ничто не мешает мне прикоснуться к белому платью луны. Оно ярче солнца и манит меня к себе.

Изящные искусства

Софи

Стоя с подветренной стороны здания, я наблюдаю, как мадам Ортанс уезжает и стихия скрадывает силуэт удаляющейся всадницы.

Я собираюсь приступить к осуществлению своего плана, но беглая вспышка молнии высвечивает какой‑то предмет у меня под ногой. Я наклоняюсь и поднимаю его с гравия. Это промокший клочок бумаги с пурпурным узором, тот самый кусок обоев, который оторвала мадам, вываливаясь из окна башни. Я подхожу поближе к дверям замка, чтобы рассмотреть его в слабом свете, льющемся из вестибюля. На обрывке – фрагмент сценки, изображающей Жозефа с матерью на рынке. Обе фигуры остались на стене, и потому все, что можно увидеть на этом клочке, – круглая клетка, из раскрытой дверцы которой на свободу выпархивает певчая пташка.

Я отпустила мадам на свободу. Никогда бы не подумала, что способна на такое, но в те последние минуты, которые я провела с этой женщиной в башне, у меня в ушах звучал лишь голос сестры: «Скоро тех, чья жизнь улучшилась, будет не больше, чем тех, кто лишился жизни. А дальше?» Лара была права. Права во всем.

Я сказала мадам, что пойду домой, но это неправда. Лара не смогла сбежать от Жозефа, а я, будь он проклят, и не собираюсь. Я останусь, ибо мне точно известно, что делать дальше. Всю свою жизнь я набрасывалась на людей, как ослепленный яростью бык, и совершала ошибку за ошибкой. Жозеф должен взглянуть в лицо своим злодеяниям, хотя на сей раз я нападать не буду.

Когда я вслед за мадам Ортанс лезла в дыру в полу Лариной комнаты, в свете стоящей на столе свечи передо мной мелькнула одна сценка на обоях: Жозеф и его мать с воздушным змеем. И на меня снизошло внезапное озарение, уверенность, сложившаяся из множества уже известных мне событий, подобно узору на обоях с башней. Просто раньше я никогда не сводила их вместе.

Мне вспомнилось, как мы с Жозефом играли в «веревочку» и, когда бечевка чересчур туго затянулась на моем пальце, он испугался. Как за ужином тетушка Бертэ рассказала нам, что за несколько часов до безвременной кончины мадам Жюстины разразилась небывалая гроза. Как Бернадетта упоминала о следах на шее погибшей: «Глубокие борозды, врезавшиеся в кожу. А лицо у мадам было синюшное». Как Эмиль Порше поведал, что нашел тело мадам Жюстины под тем самым деревом, что изображено на обоях.

Все эти воспоминания сплавляются воедино, вновь и вновь возвращая меня к той сценке, на которой Жозеф и его мать запускают воздушного змея перед огромным старым платаном. Однако когда я взглянула на нее перед тем, как нырнуть в потайной ход, мне на какую‑то долю секунды почудилось, что я вижу на ней не мадам Жюстину, а Лару.

Я не могу отделаться от мысли, что из всех сценок на обоях именно эта таит в себе некий до сей поры неразгаданный смысл. В ней содержится ключ к тому, что случилось с мадам Жюстиной, а потом и с моей сестрой.

И я, вопреки отчаянному желанию вернуться домой и снова обнять Лариного сына, съежившись под проливным дождем, устремляюсь к красильне. Отодвинув засов на двери, я вхожу, беру из ящика у входа свечу и спичечницу. Подхожу к столам, где хранятся остатки красок, и открываю крышки на ведрах. В первом ведре – красная марена, во втором – индиго. Для начала неплохо, но краски явно недостаточно. Пройдя несколько столов, я нахожу немного белой грунтовки для обоев. Выливаю в ведро с мареной сперва грунтовку, а потом индиго. Красный, белый, синий: цвета кокарды. Цвета Революции. Красный и синий символизируют жителей Парижа, белый – аристократию. Я перемешиваю смесь до получения фиолетово-пурпурного цвета. Того же, что узоры на обоях в башне.

А потом застываю в бездействии. Я не рвусь к дому Оберстов. Сижу на краю стола и жду. Час, другой. Я ничего не стану предпринимать, пока не буду уверена, что Жозеф спит.

Над фабрикой все еще бушует гроза, когда я наконец закрываю ведро крышкой, беру щетку и направляюсь к замку.

Кровь на обоях

Софи

Мир останавливается, и панорама последних четырех лет сходится в одной точке, как вершина конической спирали, как острие булавки. Все готово.

Я еще раз тихо спускаюсь под пол комнаты в башне и на цыпочках крадусь по потайному ходу. Непривычное платье, слишком плотно облегающее тело, сковывает мои движения.

Добравшись до комнаты Жозефа, я бесшумно открываю дверь. Человек, лежащий на кровати, неподвижен.

– Жозеф? – шепчу я. – Жо-зеф…

Сначала ничего не происходит. Затем слышится легкое шуршание перины.

– Жо-зеф…

Мужчина медленно приподнимается, а я, замерев на месте, внимательно наблюдаю за ним. Горящую свечу я держу за спиной, так чтобы лицо у меня оставалось в темноте и виден был лишь мой силуэт, очертания чепца и платья.

– Жо-зеф!

Внезапно он содрогается, точно в припадке, и