Девушка из цветочной лодки - Ларри Фейн

подлым ни был главарь пиратов, этот безобразный преступник, но до сих пор ни один мужчина из десятков тысяч, входивших в мое тело и стонавших мне в лицо, не говорил подобных слов. Клиенты превозносили мою красоту и умения в постели, нахваливали грудь, волосы и зубы. Но никто прежде не отмечал мой характер.

В конце концов я обнаружила старуху в тени на носу. Она штопала черную льняную блузку, а при виде меня подвинулась, приглашая спрятаться от палящего солнца. В углу все еще было сыро и прохладно после утреннего тумана: отличное место, чтобы посидеть спокойно и вынуть из трещин в пятках крошечных белых палубных червей — еще одно из забытых проклятий корабельной жизни.

— Что, красавица, все еще бережешь свои нежные пальчики?

Я осмотрела другую ногу.

— А чем женщины занимаются на этом корабле?

— Тем же, что и мужчины, только мочатся с другой стороны.

— А как тебя зовут?

— Имена ничего не значат. Свое я и сама уже забываю. Можешь звать меня А-и[20]. — Она сунула руку в мешок и вытащила бесформенный черный клубок. — Помоги-ка распутать.

Я нашла обтрепанный конец и продевала его через одну петлю за другой, но каждый раз натыкалась на новый узел. A-и крякнула, видя мою неуклюжесть.

— Вышивать умеешь?

— Тут я вряд ли помогу.

— А зря. За шитьем мы, женщины, можем поболтать. — Она достала из мешка черную холщовую туфельку, украшенную причудливо вышитой розой, но лист еще был незакончен. Мне на коленки упала иголка и нитки трех оттенков зеленого.

Я запротестовала:

— Но я не знаю как…

— Фу! Что за мать тебя воспитала?

Старуха все поняла по моему лицу и задрожавшим губам и после неловкой паузы похлопала меня по колену.

— Не хочешь вышивать, подберем тебе другое занятие по душе. Сможешь кипятить воду? Пусть даже ты и жена капитана…

— Я? Все мне это говорят, но что-то я не припомню никакой свадьбы.

— Да и я что-то не заметила девственной невесты. — Рот старухи растянулся в улыбке, открывая желтые зубы с черным налетом; вместо некоторых и вовсе зияли дырки. — Нам с тобой просто нужно представить и то, и другое.

Я не успела скрыть смешок и послушно взяла тапок.

— И что делать-то?

— Вышивай листок. Одна сторона готова. Нужно скопировать все то же самое и для второй стороны. Видишь? Это легко! Начни с темной нити, вот здесь.

Я была в середине непослушной строчки, когда сверху кто-то запел высоким голосом:

Ветви мандарина

В вазе красовались,

Под дождем осенним

Влюбленные встречались…

Парнишка в набедренной повязке примостился на грот-мачте, как обезьянка, и возился с креплениями паруса. Я узнала его по фиолетовой повязке. Это он украл мой гребень.

Ярких красок снова

Время наступает,

Ветер нежно шепчет,

Аромат витает…

A-и крикнула в воздух:

— Ченг Поу-чяй, ты не знаешь других песен?

Парнишка соскользнул с мачты, приземлился прямо передо мной и поднял босую ногу:

— Сошьешь мне красивые тапочки?

A-и проворчала:

— Я тебе сколько раз говорила…

— А я не про тебя, тетушка. Та, у кого пальцы краше, и тапочки покраше сошьет, только мне нужен вот такой цвет. — Он погладил свою повязку, а потом взъерошил мне волосы легким движением, которое разозлило меня не меньше его последующих слов: — Новая мать корабля. Ха!

Он убежал, оставив меня в настолько расстроенных чувствах, что я уколола палец до крови. Я отшвырнула тапок:

— Проклятый пацан! И тапок тоже!

Что-то в этом пареньке взволновало меня сильнее, чем его дерзкое поведение. Беспечное пение, шуточки, детский смех — кто способен проявлять такую невинную радость в столь убогой обстановке? Только обманщик вроде Царя обезьян[21], которому нельзя доверять.

A-и бросила тапок обратно в сумку.

— Может быть, тебе лучше и дальше работать женой капитана. — Она просунула нитку в отверстие большой иглы и принялась шить, продолжая кудахтать.

Ее глупая шутка расстроила меня еще больше.

— А ты чья жена?

Старуха не сразу ответила. Покопавшись в мешке, она достала малюсенькую бело-голубую фарфоровую чашечку.

— Жена покойника, — сказала A-и наконец, надела чашечку на палец и показала мне: — Это наперсток. Мой муж прихватил его с одного из дьявольских кораблей, плывших из Оумуна[22]. Красиво, да?

Я пожала плечами, поскольку никогда не видела ничего подобного.

— Но не для меня, а для первой жены. — Она постучала по груди наперстком. — Я была женой номер два. Но детей мне боги не послали. Первая жена обращалась со мной как с собакой, и ее дети тоже. Затем солдаты схватили нашего мужа и… — Она чиркнула ребром ладони по шее. — Теперь меня ничего не связывало с этой вонючей коровой.

— И она подарила тебе наперсток?

— Позволь рассказать историю до конца. Мы обе овдовели, и она сделала меня своей рабыней. Однажды ночью я взяла наперсток и показала тхаумуху, мол, моя соперница украла его из корабельного общака. И тогда… — Теперь она провела по шее пальцем, а глазами указала траекторию над бортом корабля.

Пытаясь скрыть ужас, я спросила:

— А дети?

— За несколько слитков достались торговцу солью. По крайней мере, мальчик.

— А была еще девочка?

Горький смех A-и словно нанес мне удар прямо под дых.

— Ты лучше прочих знаешь, что бывает с хорошенькими девочками.

Я помчалась к уборной, оттолкнула ожидавшего своей очереди матроса и нагнулась над дыркой, где простилась со съеденным.

Что-то с грохотом упало на доску рядом со мной.

Гребешок из слоновой кости. Оказывается, мальчишка воткнул его мне в волосы.

Я успела ухватить гребень, прежде чем он успел ускользнуть через дыру в волнующееся море.

ГЛАВА 6

САХАР

Дни перетекали один в другой, как волны в море.

На третье — или четвертое? — утро после отплытия из Санвуй я прислонилась к поручню с миской каши и уставилась вдаль. Внезапно рядом всплыла стая розовых и белых дельфинов. Моряки называют их пак кай, что рифмуется со словом «неудача», как говаривал мой отец. Мужчины нависли над планширами, колотя по корпусу кулаками и шестами, чтобы отпугнуть морских тварей.

И все же никто не осмелился поймать дельфина, чтобы накормить команду. Пак кай считались священными животными, их запрещалось употреблять в пищу. А я-то уже и забыла, какой паутиной противоречивых суеверий окутана жизнь моряков.

Тем временем на борту я познала еще один страх. Занимаясь повседневными делами, все время от времени поглядывали на береговую линию, чтобы убедиться,