Витте - Сергей Ильин

2 ноября 120 тысяч рабочих 526 предприятий Санкт-Петербурга не вышли на работу. Замаячило повторение октябрьских событий, и председатель правительства растерялся. С. Ю. Витте обратился к бастующим с предложением встать на работу и пообещал от имени царя как следует позаботиться об улучшении их быта, назвав их несколько панибратски «братцами-рабочими». Неудачное обращение только подлило масла в огонь. «Братцы-рабочие» петербургской электростанции ответили на письмо премьера кратко: «Прочитали и забастовали». В дальнейшем С. Ю. Витте правильно оценивал степень своей популярности у рабочего люда. Ошибка им и его коллегами была быстро исправлена — уже 6 ноября в газетах было помещено правительственное сообщение о том, что военное положение в Польше введено как временная мера, а не навсегда, и что участники кронштадтских событий будут судимы военным, а не военно-полевым судом. Петербургский Совет рабочих депутатов постановил с 7 ноября прекратить стачку.

Нет ни малейшего сомнения в том, что тактика самых широких уступок общественному настроению была единственно возможной в первые месяцы премьерства С. Ю. Витте. В ноябре — декабре 1905 года сохранялось неустойчивое равновесие сил — не было вполне ясно, чья возьмет. Верхи пребывали в состоянии крайней растерянности из-за невозможности действовать привычными методами прямого и грубого насилия, революционный лагерь не был в достаточной мере организован и объединен единым руководством.

Ретивый П. Н. Дурново рассылал циркуляры с требованием «строгости в действиях», то есть широкого применения насилия. На один из таких циркуляров Министерства внутренних дел, датированный 5 ноября, иркутский генерал-губернатор прислал сердитый ответ: «Все меры, на которые вы указываете, из-за одного чувства самосохранения должны быть приняты, но для этого нужна власть и войска, а ни того, ни другого нет. Чтобы войска действовали твердо и решительно, нужно избавиться от запасных и кормить хорошенько тех, которые в строю, а этого не делается. Запрещение митингов идет вразрез с манифестом и вашими инструкциями, а кроме того, запрещать на бумаге легче, чем не допускать на деле. Аресты при настоящем положении невозможны и могут кончиться бесполезным кровопролитием и освобождением арестованных. Брожение между войсками громадное, а если будут беспорядки, то они могут кончиться только смертью тех немногих, которые еще верны государю. На войска рассчитывать трудно, а на население еще меньше. Вообще положение отчаянное, а от петербургского правительства, не отвечающего даже на телеграммы, я кроме советов ничего не получаю»⁵⁸. И это действительно так. Даже казаки, срочно призванные на службу, и те не все оказались надежными. В некоторых подразделениях Донского и Кубанского казачьих войск случались волнения.

Тяжелая служба по предотвращению, а то и подавлению внутренних беспорядков ослабляла армию: войсковые части дробились на мелкие единицы, а те легко поддавались агитации. Лишь гвардия и регулярная кавалерия сохранились в относительном порядке, прежде всего благодаря заслуге великого князя Владимира Александровича. Добровольный перевод офицеров из гвардии на восток им допускался лишь с условием, что обратно в гвардию они не возвращались. Но гвардейские части не распыляли, берегли для экстренных случаев, вроде московского восстания. «Гвардия в 1905–1906 годах спасла положение, без нее переворот 1917 года мог произойти уже тогда», — полагал А. Ф. Редигер⁵⁹.

Самую большую тревогу внушало состояние флота. Как писал военный министр, «…он являлся несомненной опасностью для страны. Государь это вполне осознавал и однажды по поводу какого-то беспорядка в Черноморском флоте вполне спокойно сказал, что Севастопольская крепость должна быть готова пустить его, буде нужно, ко дну»⁶⁰.

Случались факты и трагикомического свойства. 22 ноября военный министр получил телеграмму, где сообщалось, что комендант крепости Кушка генерал-майор В. П. Прасолов ни с того ни с сего объявил крепость в осадном положении (!), предал военному суду и приговорил к смерти инженера Соколова и еще нескольких лиц, деятельность которых ему внушала опасения. Инцидент объяснялся просто — генерал В. П. Прасолов был горчайшим пьяницей, допивавшимся до потери рассудка.

Опрометчивые шаги правительства могли тогда привести к тяжелым, даже непредсказуемым последствиям. Один из таких шагов сделал министр внутренних дел. П. Н. Дурново, в чьем ведении находились почта и телеграф, разослал циркуляр, запрещавший служащим принимать участие в образованном незадолго до этого «Всероссийском почтово-телеграфном союзе», а несколько активистов этого союза были им уволены с работы. 15 ноября началась забастовка почтово-телеграфных служащих. «На графа С. Ю. Витте, — вспоминал И. И. Толстой, — она произвела положительно подавляющее впечатление и нервировала его окончательно: невозможность получать своевременно необходимые сведения по телеграфу в такое время, когда он считал первейшей необходимостью быть всегда осведомленным о всем существенном, происходящем в стране, затруднительность получения даже и письменных донесений ввиду невозможности сорганизовать курьерскую службу, выводили его из себя и заставляли опускать руки, так как именно в своей осведомленности обо всем происходящем в стране он полагал свою главную силу»⁶¹.

Сочувственное отношение образованного общества к этой забастовке портило графу настроение — как можно в своем озлоблении против правительства доходить до полного забвения интересов страны и своих собственных! На каждом заседании Совета министров, которые в ноябре и декабре проходили едва ли не через день, он устраивал допрос управляющему Министерством внутренних дел о ходе забастовки и о принятых против нее мерах.

Граф И. И. Толстой записал по свежим следам событий: «Мое личное впечатление таково, что П. Н. Дурново в то время сам был крайне смущен забастовкой своих подчиненных и во всяком случае не проявлял никакой самоуверенности, говоря в Совете об ее исходе. Напротив, в нем были заметны постоянные колебания между решимостью проявить крайнюю строгость и желанием попытаться вступить на путь некоторых уступок; на одном он стоял твердо, и в этом мы все единодушно с ним соглашались, что такая забастовка нетерпима, представляет собою ужасное безобразие и должна быть прекращена»⁶².

***

Как это ни странно, но работа обновленного Совета министров первого состава документирована неважно. Стенограммы на заседаниях правительства не велись, а протоколы, и то лишь с краткой записью повестки дня, составлялись только в промежутке между 10 января и 18 апреля 1906 года. Это делает изучение истории «первого конституционного правительства» России занятием непростым. Нет точных данных даже о том, сколько раз оно собиралось на заседания.

Историк Н. Г. Королева насчитала 31 заседание правительства С. Ю. Витте. В 1990 году ленинградские ученые опубликовали весь выявленный ими комплекс документов, оставшихся от деятельности кабинета С. Ю. Витте. Произведенный по ним подсчет дает иное число заседаний — 57. Фактически же их было больше — И. И. Толстой вспоминал, что в ноябре — декабре 1905 года в течение двух-трех недель правительство собиралось не только ежедневно, но иногда даже по два раза в день — утром и вечером⁶³. Следовательно, некоторые заседания кабинета были, по-видимому, неофициальными.