Евреи в русской армии. 1827 - 1914 - Йоханан Петровский-Штерн

В то же время для немногих, пожалуй даже для единиц, опыт, приобретенный в армии, обозначил некий жизненно важный поворот. Иосиф Трумпельдор отслужил полный срок на Русско-японском фронте сначала в 76-м Кубанском, затем — в 27-м Восточно-Сибирском стрелковом полку, защищал Порт-Артур, был трижды награжден крестом Георгия Победоносца (полный бант) и продолжил военную карьеру на Британско-турецком фронте в Палестине, став впоследствии национальной легендой и героем государства Израиль. Мета Иегуда Губельман служил в Восточно-Сибирском полку, дезертировал, организовал и возглавил социал-демократический военно-боевой комитет в Санкт-Петербурге и под псевдонимом Емельян Ярославский вошел в историю русского большевизма как ярчайший революционный деятель, сподвижник Ленина, председатель Центральной контрольной комиссии ВКП(б). Генрик Гольдшмидт провел несколько месяцев на Русско-японском фронте в должности военврача, служил на санитарных поездах № 171 и 166 (Харбин — Хабаровск), а по возвращении в Варшаву явил себя миру под именем Януш Корчак. Судьбы Гольдшмидта, Губельмана и Трумпельдора — представителей воинствующего большевизма, практического сионизма и нового гуманизма XX столетия — неотделимы от их военного опыта.

Этот опыт таил в себе ростки нового политического самосознания. Когда дезертиры всех национальностей — в том числе и евреи — бежали с фронтов Первой мировой, еврейские юноши из Могилевской губернии писали пылкие письма военному начальству еврейского отряда британской армии под командованием Паттерсона, созданного по инициативе Владимира (Зеева) Жаботинского и Иосифа Трумпельдора: «Мы готовы присоединиться к вам в любую минуту». Этот пылкий армейский энтузиазм — совершенно новая черта еврейского мироощущения — проявился и в русском социализме, и в практическом сионизме. Достаточно сказать, что отцы-основатели организации Хагана (впоследствии Армия обороны Израиля) были сплошь русскими евреями, а некоторые из них, подобно Трумпельдору, имели за плечами опыт Русско-японской и Первой мировой войн.

Офицеры русской армии — в отличие от высокопоставленных генштабистов — без всяких цифр знали, что евреев в армии достаточно много, что еврейский солдат, как правило, надежен в боевых действиях и что он вполне заслуживает выслуги по службе, во всяком случае, достоин лучшей участи, чем унтер-офицерская. Среди офицеров были и такие, как подполковник Курзенев, во время Первой мировой командовавший 5-й батареей 32-й артиллерийской бригады. Под его началом служило немало евреев — наводчиков и телеграфистов. Когда Курзенев столкнулся с дилеммой — куда податься после февраля 1917 г., в разговоре с другим артиллерийским офицером обсуждая появившиеся в армии национальные формирования, он заявил следующее: «В настоящее время было бы самым приятным командовать еврейской батареей. Если таковые будут формироваться, я сейчас же выставлю свою кандидатуру».

Недостатки русской, да и, наверное, любой другой, армии не помешали многим евреям пересмотреть свое отношение к военной службе. Не в последнюю очередь благодаря армейскому опыту на севастопольских батареях, в окопах на Шипке или в Маньчжурии евреи сочли себя психологически, морально и политически de facto русскими гражданами — задолго до того, как Февральская революция de jure изменила их гражданский статус. Между апрелем и сентябрем 1917 г. тысячи еврейских добровольцев решили воспользоваться совершенно новыми возможностями, открывшимися им как полноправным гражданам, и буквально осадили офицерские школы Киева и Одессы, ранее для них совершенно недоступные, где к концу августа 1917 г. они составили от 50 до 60 % учащихся. В это же время в Москве и Петербурге из отслуживших в армии было сформировано несколько еврейских офицерских бригад, причем их особая униформа выделялась крупной золотой шестиконечной звездой на погонах. Недооцененные солдаты, после 1917 г. евреи оказались в непропорционально большом числе среди офицерского состава новой армии, словно пытаясь отыграться за сто лет жизни в рядовых. Тем более следует задуматься о значении военного опыта для еврейского самосознания XX в., если учесть, что в русской армии во время Первой мировой войны под ружьем находилось около полумиллиона евреев. Оглядываясь на взаимоотношения евреев и военной администрации, так за сто лет и не решившейся допустить евреев выше унтер-офицерского чина, становится понятным, почему в Советской России процент евреев в армии, особенно в средних и высших эшелонах, оказался выше отношения евреев к основному населению — феномен, не известный ни одной другой европейской армии.

Армия сыграла решающую роль в модернизации евреев России. Книга о евреях в русской армии — попытка обозначить основные параметры произошедших перемен.