Генерал В. А. Сухомлинов. Воспоминания - Владимир Сухомлинов

Мое поручение считалось выполненным, и мне предстояло возвращение в Адрианополь. Полковник Греков выпросился в отпуск, чтобы поехать вместе со мной.

Он взял с собой одного офицера, сотника и несколько казаков. Это была уже прогулка на протяжении около 200 верст, сперва вдоль морского побережья, а затем по долине Марицы. Погода стояла превосходная, местность живописная, повсюду населенные пункты, не тронутые войной. На одном из ночлегов я под подушкой оставил все свои деньги, и через несколько верст нас догнал на неоседланной лошади хозяин-турок и вручил мне мои капиталы. Надо отдать справедливость мусульманам: честность, чистота и порядочность у турок замечательны.

На четвертый день мы прибыли в Адрианополь. Я явился в штаб главнокомандующего с докладом и здесь узнал, что от генерала Скобелева я откомандирован. Дмитрий Иванович мне передал, что наш набег на берег Эгейского моря произвел сильное впечатление.

За эту экспедицию к уже заслуженному золотому оружию и Георгиевскому кресту у меня прибавился Владимир 4-й степени с мечами.

После моего продолжительного скитания, полного всяких лишений, я был уверен, что заслужил отдых в большом городе и в хороших условиях. На самом деле вышло совсем по-другому. Меня никто не предупредил, что надо избегать показываться на глаза Казимиру Левицкому. Он не может никак остановиться в отдаче приказаний, независимо от надобности в них, поэтому все попадающиеся в поле его зрения офицеры Генерального штаба рассылаются им в разных направлениях.

За завтраком, подходя к закуске, я натолкнулся на Левицкого.

– А, здравствуйте, дорогой, здравствуйте. Вот что, – призадумался он. – Надо осмотреть Сан-Стефано, мы туда на днях переходим. Сегодня же отправляйтесь туда, вы нас встретите. Пожалуйста, все осмотрите, все узнайте, это очень важно.

На другой день вместо отдыха мы с Усовым ранним утром покинули Адрианополь. До Сан-Стефано было около 240 верст.

Путь был неприятен тем, что приходилось идти по следам уходившего населения, а под конец двигаться вместе с ним. На четвертый день мы с казаком Усовым были первыми русскими воинами, появившимися верстах в пяти под Константинополем.

На узком перешейке против Константинополя было сосредоточено много войск. Переговоры продолжали тянуться нескончаемо, и продолжительное пребывание на месте войсковых частей вызвало заболевания. Появился сыпной тиф, принявший затем угрожающие размеры.

Прибывшая английская эскадра и указания из Петербурга от князя Горчакова связывали руки великого князя Николая Николаевича – вступать в Константинополь он не мог.

Но когда терпение его лопнуло, он передал графу Игнатьеву, ведшему переговоры, что если в тот же день прелиминарный договор не будет подписан, то русские войска войдут в турецкую столицу. В то же время приказано было всем войскам выступить из окрестностей Сан-Стефано и выстроиться лицом к Константинополю.

Минута была серьезная, и турки сдались, подписав договор. Я стоял на пригорке, с которого виден был выезд из Сан-Стефано. Показался экипаж вскачь, граф Игнатьев, стоя в нем, высоко держал подписанный документ.

Лично мое чувство было далеко не радостное. Сознавалось, что дело нам испортила «англичанка», как всегда пожинающая плоды там, где она их не сеяла. И не я один был огорчен таким окончанием; чуткое сердце главнокомандующего это понимало, и после «парада», вместо «атаки», чинам свиты и штаба разрешено было проехать в Константинополь, но вернуться непременно в тот же день в Сан-Стефано.

Мы все этим воспользовались, но к вечеру вернулись домой. После того, во время приготовлений к отправке войск в Россию, нам разрешили бывать в Константинополе лишь в штатском.

Во время одной такой поездки я посетил Аи-Софию. Она была набита беженцами, среди которых было довольно много больных черной оспой.