Потемкин - Саймон Себаг-Монтефиоре

12 августа Потемкин перешел Днестр, повернул на юг и устроил свою главную квартиру в Дубоссарах. Армия расположилась между Дубоссарами и Кишиневым, а Потемкин переезжал от Очакова к Херсону и обратно, готовя порты к турецкой атаке с моря.

Резиденция светлейшего в Дубоссарах была «роскошна, как палаты визиря». Уильям Гульд разбил, как обычно, парк. Оркестр Сарти играл не умолкая. Любовниц и слуг возили с собой многие генералы, но только Потемкин держал при себе на войне садовников и скрипачей. Казалось, он собирается провести здесь остаток жизни.

Тем временем великий визирь действовал согласно своему плану: безошибочно вычислив самое слабое место в расположении русских и австрийских войск, он вел свою армию против принца Кобурга, а Газы Хасан-паша должен был помешать армии Потемкина прийти австрийцам на помощь. Но Потемкин сумел разрушить этот план.

Когда Хасан-паша во главе 30-тысячного корпуса вышел из крепости Измаил, Потемкин отправил ему навстречу часть своей армии под командованием Репнина, поставив перед тем задачу не только атаковать турок, но и взять Измаил. Репнин загнал корпус бывшего алжирского адмирала обратно в крепость, но штурмовать Измаил не решился.

1 сентября Потемкин отдал приказ Суворову: «...естьли бы где в Вашей дирекции неприятель оказался, то, Божию испрося милость, атакуйте, не дав скопляться». 4 сентября к Суворову, уже получившему приказ Потемкина, прискакал курьер от Кобурга с просьбой о помощи. К Фокшанам подходил великий визирь с 90-тысячным войском; у Кобурга было всего 18 тысяч человек. Ответ, полученный австрийским командующим, был краток: «Иду. Суворов». Отправив курьера к князю, Суворов с 7 тысячами солдат стремительным маршем прошел через разлившиеся реки 100 верст за двое суток.^[857]

Потемкин очень опасался, что Суворов опоздает. В тот же день, когда он отдал приказ Суворову, он замыслил операцию по захвату турецкого замка Гаджибея — будущей Одессы. Сухопутные силы двигались от Очакова при поддержке легкой гребной флотилии под командованием Хосе де Рибаса; флотилию прикрывал парусный флот. Свою же армию Потемкин лично повел к Каушанам — на случай, если Репнину или Суворову понадобится его помощь.

Суворов успел вовремя. Корпус Кобурга стоял против лагеря великого визиря на реке Рымник и готовился к бою. Турок было вчетверо больше, чем союзников. В приказе от 8 сентября Потемкин так сформулировал задачу Суворова: «Содействие Ваше Принцу Кобур-ху для атаки неприятеля я нахожу нужным: но не для дефензивы» (т.е. обороны). 11 сентября началась битва. Турки сражались, как всегда, фанатично, бросая на русские каре все новые и новые волны янычар. Так продолжалось два часа. Наконец русско-австрийские силы с возгласами «Да здравствует Екатерина!», «Да здравствует Иосиф!» двинулись вперед. В жестоком сражении оттоманы потеряли 5 тысяч человек убитыми. Великий визирь «бежал как мальчишка», — восторгался победой Потемкин.^[858]

Счастливый князь благодарил Суворова: «Объемлю тебя лобызанием искренним и крупными словами свидетельствую мою благодарность; ты, мой друг любезный, неутомимой своею ревностию возбуждаешь во мне желание иметь тебя повсеместно». Суворов отвечал взаимным лобызанием: «Драгоценное письмо Ваше цалую!..»^[859] Их признания основывались на взаимном уважении: стратегия принадлежала Потемкину, тактика — Суворову. 13 сентября были взяты Каушаны, а днем позже Рибас овладел Гаджибеем. Князь приказал Севастопольскому флоту выходить в море против турок — а сам направился к двум главным оплотам противника на Днестре.

Поскольку очаковская бойня была свежа на памяти турок, Потемкин надеялся взять крепости «дешево». Первой был Аккерман (Белгород Днестровский), в устье реки. Когда турецкий флот повернул обратно к Стамбулу, Потемкин отдал приказ о штурме Аккермана. 30 сентября Аккерман пал. Осмотрев крепость, светлейший вернулся в свою ставку через Кишинев.

Теперь оставались знаменитые Бендеры — замок на высокой скале, охранявшийся почти целой армией: бендерский гарнизон насчитывал 20 тысяч человек. Потемкин одновременно начал устанавливать осаду крепости и открыл переговоры, а 9 ноября он уже отправил Екатерине «реляцию» о сдаче Бендер под названием «Чудесный случай»: «В городе восемь бим-башей над конницей их: в один день шестеро видели один сон, не зная еще о Белграде Днестровском. В ту ночь, как взят, приснилось, что пришли люди и говорят: «Отдайте Бендеры, когда потребуют, иначе пропадете».^[860] Имел ли случай место на самом деле или турки искали предлог избежать русского штурма, но 4 ноября крепость сдалась; Потемкин взял 300 пушек — в обмен на разрешение гарнизону уйти. Акт о капитуляции свидетельствует, что применительно к Потемкину использовались титулы, которых по оттоманскому этикету удостаивался только сам султан.

Бендеры не стоили России ни одной жизни. Иосиф II направил Потемкину личное поздравление и подтверждал свое восхищение в письме к де Линю: «Осаждать крепости и брать их силой — это искусство [...] но овладевать ими таким способом — искусство высочайшее». Бескровное взятие Бендер австрийский император называл «вершиной славы» Потемкина.^[861]

После сражения на Рымнике султан казнил великого визиря в Шумле, а сераскиру Бендер отрубили голову в Стамбуле: четыре месяца спустя английский посол видел его голову на стене сераля.

«Ну, матушка, сбылось ли по моему плану?» — спрашивал Екатерину торжествующий князь. Сообщая, что кампания обошлась русской армии «даром», он перешел на стихи:

Nous avons pris neuf lansons

Sans perdre un garson.

Et Benders avec trois pachas

Sans perdre un chat.

Победу Суворова на Рымнике Потемкин оценил с царской щедростью: «...ей, матушка, он заслуживает Вашу милость и дело важное. Я думаю, что бы ему? [...] Петр Великий графами за ничто жаловал. Коли бы его с придатком Рымникский?» Потемкин гордился тем, что русские спасли от разгрома австрийцев, и просил государыню «быть милостивой к Александру Васильевичу» и «тем посрамить тунеядцев генералов, из которых многие не стоят того жалования, что получают».^[862]