Дмитрий Донской - Николай Борисов

Древние римляне, кроме всего прочего, славились своей способностью отчеканивать мысли в звонкие афоризмы. Некоторые из этих афоризмов стали универсальной мудростью всех времен и народов. Si vis pacem, para bellum. Хочешь мира, готовься к войне. Этот тезис стал краеугольным камнем политической доктрины Великого Новгорода. Новгородцы не любили воевать, но постоянно готовились к войне: искали союзников, обновляли стены и башни, ковали мечи. И, может быть, именно поэтому Новгород по большей части жил в мире. Мелкие пограничные стычки с ливонскими рыцарями и шведами носили характер военно-спортивных мероприятий, необходимых для воспитания юношей и развлечения стариков.

Как уже говорилось, Новгород никогда не испытывал нашествия татарских полчищ. Об этом здесь знали только по рассказам «низовских» купцов и князей-наемников. Небывалое бедствие Северо-Восточной Руси — нашествие Тохтамыша — вызвало у новгородского летописца лишь легкий вздох христианского сочувствия. Кратко сообщив о разорении Московского княжества, он отмечает отъезд из Москвы Дмитрия Московского и других знатных лиц:

«Князь же великый, видя многое множество безбожных татар, и не ста противу им, и поиха на Кострому и с княгинею и с детми, а князь Володимер на Волок, а мати его и княгине в Торжок, а митрополит во Тферь, а владыка коломеньскый Герасим в Новъгород» (18, 378).

Летописец не ищет религиозного или политического оправдания поведению Дмитрия Московского, называя далеко не героическую причину его отъезда: многочисленность неприятеля.

Само нашествие Тохтамыша новгородский летописец объясняет Божьим гневом, нарушением заповедей. Следуя общему правилу, он ищет аналогии данному событию в библейских текстах и по памяти и с большими отклонениями от оригинала пересказывает то место из книги Левит, где говорится о благополучии соблюдающих заповеди и бедствиях для тех, кто их нарушает (Лев. 26, 3—17). В рассуждение вплетается устойчивое словосочетание «страх и ужас» из книги пророка Иеремии (Иер. 15, 8).

Нашествие Тохтамыша ослабило военный потенциал великого княжения Владимирского. Соответственно, сокращались возможности московской помощи Новгороду в случае крупных конфликтов со шведами, немцами или литовцами. С другой стороны, после катастрофы 26 августа 1382 года Русь должна была выплачивать огромную задолженность по ордынскому «выходу». Нетрудно было догадаться, что за этим «серебром» Дмитрий Московский скоро явится в Новгород. Наконец, нашествие Тохтамыша воскресило страх перед прямым нападением татар на Новгород…

Всё это вместе взятое заставляло новгородскую элиту позаботиться о безопасности города не только дипломатическими методами, но и постройкой новых военно-оборонительных сооружений (18, 379). Исследователи отмечают широкий размах этих работ. «По-видимому, именно сложностью отношений с Москвой объясняются предпринятые в 1383–1387 гг. грандиозные работы по сооружению валов и рвов Окольного города общей протяженностью около 9 км с деревянной стеной и каменными проездными башнями и на Софийской, и на Торговой сторонах Новгорода» (366, 241).

Дипломатической предосторожностью было и приглашение в Новгород в 1383 году крещенного в православие литовского князя Патрикия Наримонтовича — племянника Ольгерда. Практика приглашения литовских князей «на кормление» в новгородских «пригородах» (маленьких городах и крепостях) восходит еще ко временам Ивана Калиты (365, 277). С тех пор «передача „в кормление“ членам литовского княжеского дома пограничных городов на северо-западной границе Новгородской земли с обязательством „кормленщиков“ защищать доверенные им территории превращается в постоянный обычай вплоть до падения новгородской независимости в конце XV в.» (366, 239).

В период острого конфликта Ивана Калиты с Новгородом (1333–1334 годы) новгородцы призывали к себе «на кормление» литовского князя Наримонта Гедиминовича — брата Ольгерда. Его присутствие в городе должно было остудить воинственный пыл Ивана Калиты. Теперь ту же роль — и на тех же «пригородах» — призван был сыграть сын Наримонта Патрикий.

«А в Новъгород приихаша князь Патрикии Наримантович, и прияша его новогородци, и даша ему кормление: Орехов город (крепость на Ореховом острове у истока Невы из Ладожского озера. — Н. Б.), Корельскыи город (городок Корела на западном берегу Ладожского озера. — Н. Б.), и пол-Копорьи города (крепость близ южного берега Финского залива. — Н. Б.) и Луское село (центр Лужской волости на реке Луге. — Н. Б.)» (18, 379; 229, 209).