Капитан чёрных грешников - Пьер-Алексис де Понсон дю Террайль

Уже полтораста лет семья Бидаш из поколения в поколение арендовала ферму в этом замке.

Хозяева переменили веру, вернулись в католичество, но фермеры оставались убежденными протестантами и даже на службу к себе принимали только протестантов.

Папаша Мартен Бидаш был лет пятидесяти пяти, высокий, крепкий и смелый. Сыновья были ему под стать, жена и дочери тоже. У них был дом суровых пуритан, со скрупулезной точностью исполняющих свой религиозный долг, и по всей округе их держали за очень уважаемых людей.

В 1815 году они очень хорошо себя показали, когда банда черных грешников осадила замок: дрались, не жалея себя, а самый старший сын фермера тогда был убит.

Два дня назад прошел слух, что черные братья опять объявились. Тогда Мартен Бидаш посмотрел на ружье, висевшее возле камина, и тихонько сказал:

— Пусть только сунутся… ответят они за моего мальчика!

А сегодня, час тому назад, старик Жером, прежде чем вернуться в замок, заглянул на ферму.

Лил проливной дождь, и фермерская семья безмятежно ужинала.

Вошел Жером, сделал хозяину какой-то странный знак, а вслух сказал:

— Выйдем на минутку, дядя Бидаш, у господина Жана к тебе дело есть.

Фермер вышел.

Они вдвоем встали под навес, и Жером, пристально глядя на фермера, сказал:

— Новости есть.

— Что такое?

Жером рассказал ему, что видел, что потом слышал в трактире "Черный голубь", и Мартен просто ответил:

— Мы готовы.

И они составили краткий стратегический план.

Женщинам ничего не скажут — отошлют спать, как обычно. Как только женщины лягут, потушат все огни, возьмут ружья, по всем углам двора выставят часовых и будут ждать.

Мартен с Жеромом прекрасно помнили, как было в 1815 году.

Тогда черные грешники залезли на стены — довольно высокие, — с северной стороны. Скорей всего они и на этот раз могут пойти тем же путем.

Но тогда они напали на замок врасплох, к тому же сыновья у фермера были маленькие, и осажденных застали спящими.

На этот раз они застанут целую маленькую армию в боевой готовности. Да кроме того, Венера и Нептун стоили шестерых вооруженных бойцов.

Это были злющие собаки, купленные у арльских пастухов, каждый год отводящих свои бесчисленные стада пастись у вершин французских Альп.

Кроме того, условились, что господину Жану де Монбрену о деле расскажут только в случае крайней необходимости: ведь вполне могло быть, что тревога окажется ложной.

Как договорились, так и сделали.

Жена Мартена Бидаша, две дочери и служанки улеглись спать, а мужчины вышли во двор: кто переменить солому в денниках, кто закрыть ворота в хлеву. Мартен спустил двух больших овчарок, целый день сидевших на цепи.

Тем временем Жером, как мы видели, тоже готовился к приступу.

Только узнав фермера, он отворил дверь.

— Ты, что ли? — спросил Жером.

— Я, — ответил Мартен, проворно заходя в прихожую. — Черные грешники уже, должно быть, в дороге.

— Сюда направляются?

— А куда же? Ты что, собак не слышал?

— Мало ли с чего собаки завоют.

— Так-то так, — сказал фермер. — Да вот сейчас вышел я со двора…

— Один?

— Фанор со мной был, щенок овчарки. Чутье у него дьявольское, сам знаешь. Обошел я наш двор кругом. Фанор бежит передо мной — принюхивается, уши навострил… Потом вдруг голос подал. Я встал и посмотрел кругом. Фанор стоит, как вкопанный — словно статуя. А были мы в винограднике. Он уже давно облетел. Деревьев поблизости нет, земля вся голая. Стою — ничего не понимаю. Ночь сегодня темная, но и глаза у меня, ты знаешь, хорошие: я же привык в засаде сидеть. Да и земля в винограднике меловая, белая. Поглядел я кругом — и понял, отчего собака заскулила. Там повсюду кругом были свежие следы — дождик еще их не залил и не смыл. Я прикинул, меньше четверти часа прошло, как там прошли эти люди — их было не меньше двух. Браконьеры в такой дождь на охоту не пойдут. Я пнул Фанора ногой и говорю ему: "Ищи! только тихо!" Фанор побежал, я за ним. И так он меня привел к башне замка, туда, где начинается парк. Иногда вдруг останавливался и рычал тихонько. Значит, я так понимаю, они там проходили. Как мы подошли к оливковой роще, так Фанора потянуло вбок, в сторону гор. "Далеко уходить на всякий случай не стоит", — подумал я, и пошел обратно.

— Это все? — спросил Жером.

— Нет, не все, — покачал головой фермер.

— А что еще?

— Нептун с Венерой сидели молча. Тут мне пришла мысль взять Венеру и отвести на то место, где остановился Фанор. И там она вдруг как завоет! Вернулись мы с ней, и с тех пор они с Нептуном так и воют, словно бешеные.

Лакей Антуан и конюх Красавчик безмолвно присутствовали при разговоре фермера с Жеромом.

Красавчику сначала было страшновато (он ведь был совсем еще юн, лет шестнадцати, самое большее — восемнадцати), но теперь держался браво и стоял, крепко опершись на ружье.

Старый Антуан, послуживший в солдатах, ничего не говорил, но его спокойное молчание говорило само за себя.

— Ну, и что ты об этом думаешь, Мартен? — спросил Жером.

— Думаю, черные грешники бродят тут где-то рядом.

— Как считаешь, решатся они на нас напасть?

— Это уж точно, только и мы их встретим.

— Где твои сыновья?

— Один поднялся на сеновал и там засел у окошка — ему оттуда видна вся стена нашего двора. Откуда черные братья ни зайдут, он их сразу увидит.

— А остальные?

— Второй на голубятне залег, а третий внизу, в сарае. Со всех сторон нам черные братья будут видны, еще не подойдя к стене.

— А работники твои?

— Да знаешь ли, дома только один сейчас.

— А другой где?

— Другой, Бальтазар, утром поехал в Пейрюи с телегой и тремя лошадьми. Я там сена сторговал, его послал забрать. А как дождь пошел, так он там и остался.

Но тот, что тут, — парень крепкий, один за двоих сойдет. Да вот он тут, на дереве.

И фермер указал на большой платан возле стены двора. Там в ветвях сидел на часах его работник.

Жером вышел за порог посмотреть, куда показывает фермер, но в этот самый миг раздался выстрел, потом другой, и собаки завыли пуще прежнего.

— Это Нарсис стрелял! — воскликнул Мартен.

Нарсисом звали его старшего сына.

На выстрелы отворилось окно второго этажа.

Господин Жан де Монбрен высунулся из него и спросил:

— Что это там за шум?

XIV

Два прозвучавших выстрела вырвали господина Жана де